— А где все? — спросила Машка, оглядываясь. Пусто.
А почему он так тяжело дышит?
А почему так воняет? Машка повела носом — легкий запах кислой гари. Холодно, форточка нараспашку, но запах не выветрился.
— Не дыши, Машка. И вообще, что ты тут делаешь? — Заговорил он. И сразу понятно — что-то не так. Нарочито спокойный у него голос, значит, что-то скрывает.
— Чем это пахнет?
— Это яд. Так что просто уходи.
Она нахмурилась, пытаясь понять, не шутка ли это всё.
— Ах, Машка. Что же ты. — Разочаровано шептал Шуваль, то и дело набирая полную грудь воздуха. Тяжело же ему дышалось. — Что же ты такая трусиха, так и не призналась! Теперь поздно уже, теперь просто беги.
— Что? Куда?
— Прочь беги, далеко-далеко. Они сейчас придут.
— Как придут? Но где все? — Машка судорожно оглядывалась. — Где охрана?
— Она не поможет. Их слишком много. Они хорошо подготовились, накопили сил. Беги, дурочка.
Ласково и спокойно, но в глазах впервые со дня знакомства страх. «Я не хочу умирать», сказал он однажды. А теперь, похоже, смирился, что всё равно умрёт. А как не смириться? Все окружающие это знали, жалость можно было руками щупать. Все ждали этого дня и боялись его.
Кроме неё.
Машка отступила.
— Но как же контракт? Смысл бежать, если всё равно… если ты…
— Неправда всё это, Машка, выдумки. Какой контракт? Не стану я за собой невиновных на тот свет тащить. Это просто я так говорил. Все давно разошлись, как только яд пустили. Все уже в безопасности. Уходи, прошу тебя. Они и тебя не пожалеют, если найдут рядом со мной.
— Но как же ты?..
Она сглотнула вязкую слюну. Не зря столько машин вокруг дома скопилось. Она думала, мало ли, гости у кого-то, родственники приехали, а это приехали вовсе не они.
За окном вдруг что-то рвануло. Звякнули окна и зазвенели, раскалываясь, осыпаясь битым стеклом, застревая в голубой тюли.
— Беги, сказал!
Шуваль привстал с кресла.
Шум нарастал.
Машка с трудом отвела взгляд от окон.
Все знали правду, кроме неё.
— Почему ты был уверен, что я тебя полюблю?
Именно сейчас она должна была слышать ответ. Вернее — или сейчас, или никогда.
Но Машка не хотела «никогда».
— Потому что я тоже влюбился в тебя тогда, в автобусе. — Удивительно, но он улыбался. Стоял на пороге смерти и улыбался. — С одной стороны — такая вызывающая выходка, посягательство на мужское достоинство — и я должен поддерживать репутацию силы. А с другой — ты, у которой все мысли на лице. Живая, манящая, как глоток свежей воды. Твои глаза метали молнии и не могли их скрыть, как ты ни старалась. Твоя неприязнь была объяснима — ты же видела только сторону силы, которую я и сам порой ненавижу. Но как хотелось, чтобы ты узнала меня лучше, увидела, чтобы ты поняла, как… Как иногда сложно выживать. Я глаз от тебя не мог отвести, каждое твоё движение, каждая реакция, прямо… — Он очнулся от очередного грохота. — Беги, слышишь? По чёрной лестнице уходи.
Всё-таки поднявшись, он с трудом подошёл, развернул её и толкнул в сторону коридора.
— Беги! — Закричал на ухо. — Ну же!!
Машка побежала. Высшие приближались и было очень страшно. Казалось, целая армия на подходе. Чтоб наверняка?
В коридоре полопались почти все лампы, а оставшиеся мигали и гасли. В конце концов она оказалась в темноте.
Многочисленные шаги звучали с другой стороны. Высшие идут. Окна запечатаны, чтобы никто не вылез, входы наверняка тоже под контролем, но через чёрный можно ещё успеть убраться.
Она остановилась, будто уткнулась в невидимую преграду. Их много, и на этот раз Шуваль не отделается новым шрамом на животе. Очень остро возникло осознание текущей неизбежности — через пару минут его не будет. Никогда больше не будет, вместе со всеми его достоинствами и недостатками, вместе с его улыбкой и грозными взглядами.
Всего его.
А остальные не боялись… потому что знали — никого он за собой не потащит. Будет кричать, угрожать, но в последний момент отпустит. То, что она принимала за долгоиграющий спектакль было настоящим прощанием, настоящим горем.
Выходит, они знали его гораздо лучше, чем Машка.
Она зажмурилась. Совсем без Шуваля? Совсем-совсем без него? И ни фильмов тебе с хрустящим попкорном, ни санок, ни поцелуев под парящими снежинками…
Ну уж дудки!
Ну что же, надо брать всё в свои руки. Она хоть и не соглашалась на контракт… но выполнит его до конца.
Никто его не тронет! Да если судить по последним месяцам, он половину жизни отходит от травм, хоть Высшие и живучие гады, а вторую половину тратит на подготовку к новому покушению. Хватит!
Помогите уже кто-нибудь!
Стены загудели, когда приходил он — вихрь серой пыли, грузный, медленный и гудящий.
Машка развернулась и спокойно отправилась обратно в кабинет. Бояться ей было нечего — за её спиной вился земной дух.
В комнату она вошла вслед за Высшими, которые не обратили на лишнего человека внимания. Увидела, как Шуваль поднялся им навстречу из кресла, которое обступили со всех сторон. Услышала насмешливые слова того, кто приблизился к нему, вынув длинный нож из ножен, усыпанных белыми, похожими на слёзы камнями. Рукоятка сверкнула красным перламутром, а глаза Шуваля остались серьёзными. Слишком серьёзными… Машка больше любила, когда в них смех.
