Первая зорька - [16]

Суетясь с фонарем возле лодок, Дремов помогал собирать «охотничьи пожитки» и скудные трофеи. Да, охотникам в эту весну не повезло. Две недели назад над Зауральем пронеслась пурга, а вслед за ней не в меру лютый мороз снова заковал озеро льдом. Но весна, брала свое. Спустя три дня с юга потянуло теплом, и на землю пролился первый дождь. Появились широкие закрайки, небольшие плеса, на которые опускались стаи уток. Одни выбирали здесь укромные места для гнездовий, другие, отдохнув, поспешно снимались и тянули дальше — на север.

Ионыч успокаивал разочарованных охотников, вместе с ними сетовал на капризную весну и заодно у каждого спрашивал, не видал ли он Кадышева.

— Чего ты о нем печешься? — принялся успокаивать Ионыча пожилой охотник. — Не дитя, сам про себя разумеет. Может, заночевать решил на озере. У него и валенки, и полушубок.

— Знаю, что не дитя, — ответил егерь, — да охотник он ненадежный.

Инженер Кадышев жил на хозяйстве пятый день, но настрелял лишь несколько селезней. Репутацию «ненадежного» он получил еще прошлой осенью, хотя бывал на хозяйстве всего трижды. В первый раз на охоте перевернулся, в другой — прострелил дно лодки, утопил ружье, а сам едва спасся. Не повезло ему и в третий раз: невдалеке от причала опрометчиво выстрелил по стайке чирков и вывалился из лодки.

Собираясь на вечернюю зорьку, Кадышев сказал Ионычу:

— Хочу за второе кольцо пробраться. Вот где уток-то… Даже гуси садятся.

Дичь действительно начала появляться еще днем. Над озером то и дело взлетали стаи чирков и чернети. Со свистом проносились белогрудые гоголи, медленно тянули кряквы. Появились свиязь, луток. Небольшими партиями подходили гуси. Но на береговые плеса птица летела неохотно, она предпочитала места подальше, усаживаясь подчас на лед.

Почти круглое озеро Чистое в окружности достигало не менее двадцати пяти километров. Его опоясывали два кольца тростника. Первое — под самым берегом, второе редковатое — поодаль, метрах в ста пятидесяти. За вторым кольцом начиналось «море»[1], плеса, редник[2].

За вторым кольцом тростника со стороны хозяйства солнце расплавило лед и образовало узкие длинные плеса. Но подъезда к ним не было и пробираться туда, волоча лодку на свой риск и страх, никто из бывалых охотников не решался. Ноздреватый лед во многих местах был изрядно подмыт и мог в любую минуту проломиться. Но инженер Кадышев рискнул.

Выбрав место поуже, Василий вытолкнул лодку на лед, сунул под нос и середину три толстых сломанных шеста. Получились недурные катки. Так и добрался инженер к тому заветному месту, за вторым кольцом тростника.

Пострелял Кадышев на вечерней заре удачно. Мало-пуганная утка в поисках пищи непрерывно летала вдоль тростника. Семь селезней и гусь плавали вверх брюшками недалеко от скрада.

Совсем стемнело, когда Василий закончил охоту и стал устраиваться на ночь. Устлал дно лодки тростником, перекусил и сразу же уснул.

Во втором часу ночи над озером пробежал сильный порыв ветра, пригибая сухие тростники к самому льду. Потом вдруг стало тихо, но не надолго. Ветер задул снова, и сила его росла с каждой минутой. Тяжело закачалась вода в плесах и промоинах, волны крошили лед, выламывали большие куски и, действуя ими, как таранами, с удвоенной энергией продолжали разрушительную работу. Лед раскалывался, и по нему во всех направлениях разбегались трещины, вода врывалась в эти щели, раздвигала льдины, нагромождала их друг на друга. Скоро уже почти по всему озеру ходили высокие упругие волны, разбрасывая обломки ледяного поля.

Кадышев крепко спал, закутавшись с головой в полушубок. Он не услыхал, как о лодку забились волны, как оторвало ее от нехитрого причала и понесло, точно перышко, вслед за ледяным крошевом. С ходу лодка наскочила на большую льдину, накренилась и зачерпнула воды. От сильного толчка Кадышев мгновенно проснулся. В лицо ему ударили холодные брызги. В кромешной тьме ничего нельзя было разглядеть, но инженер понял, что случилось неладное.

Ухватившись за борта лодки, он глазами отыскивал шесты, которые остались там, у скрада. «Весло!» — мелькнула мысль. Но весло Кадышев всегда считал ненужным грузом и не брал его, уходя в озеро. Под ворохом тростника, служившим ему сиденьем, лежит доска. Инженер быстро вытащил ее и попробовал использовать как весло.

Оттолкнувшись ото льда, Кадышев, стоя на коленях, развернул лодку навстречу волнам и стал грести. «Неважно куда, только бы пробраться к берегу», — решил он.

Между тем восточная сторона ночного неба подернулась предутренней синевой. Она поднималась все выше, за нею наступала более светлая, розоватая. На очистившемся от облаков небе постепенно тускли и угасали звезды. Черные ночью, а теперь грязно-синие волны швыряли лодку из стороны в сторону, подбрасывая ее на пенистые гребни. Василий греб стиснув зубы и ни на секунду не мог отделаться от мысли, что одно неосторожное движение, и озеро примет его в холодную пучину.

С рассветом ветер стал утихать. А когда заалел на востоке горизонт, Кадышев ужаснулся: его занесло к противоположному берегу, где скопились ледяные глыбы наверное со всего озера.