Первая жена - [45]
О, конечно, я выжила после его ухода, я и теперь справляюсь! Ночью, раз мне больше не нужно никому нравиться, я напяливаю носки или наливаю себе грелку. Что же до горячего шоколада по субботам и воскресеньям, то эту обязанность взял на себя мой второй сын.
И, если однажды вечером этот шоколад покажется мне безвкусным или, несмотря на грелку, ноги так и не смогут согреться, мне будет достаточно вспомнить все те ночи, когда я засыпала рядом с ним, согревшись в его ласковых объятьях, а просыпалась часа в три от холода и одиночества, и перестать жалеть себя. Я искала его в опустевшей постели, в темной комнате; я говорила себе, что у него, наверное, бессонница, что он сейчас в кухне пьет молоко, или читает в гостиной, или работает у себя в кабинете. Босиком, в ночной рубашке, я начинала метаться по дому, толкаться во все двери, звать его вполголоса и в конце концов в подвале, да, именно в подвале, осознавала, что его действительно нет дома… Упрямица, я начинала все снова, ища на этот раз какую-нибудь записку, объяснение: «Кату, дорогая, не мог заснуть, и…» Но нет ничего — ни на столе, ни под столом ни единой строчки: он просто ушел, но куда?
В то время я еще ничего не знала о квартире на Шан де Марс, я не знала, что там устроилась Невидимая, что она поселила к себе девочек, и они жили там все вчетвером. Мой муж начинал ночь в одном доме и заканчивал ее в другом. «И буду я вдовицей, ах мой любимый, любимый, мой ветреный любимый…» Я снова ложилась — одна, заледеневшая, — и не могла заснуть. Я брала еще одно одеяло, стуча зубами, надевала халат. Минуты без сна складывались в часы — хватало времени, чтобы придумать, что я скажу сыновьям за завтраком:
— Нет, папы нет. Ему пришлось очень рано уехать — собрание в Лондоне (или в Мадриде, или в Брюсселе).
— Мы не увидим его вечером?
— Может быть, и увидим, может быть… Он не был уверен, что сможет все закончить за день…
Осторожно, дымовая завеса, потому что мне неизвестно, где он, — как я могла знать, когда он вернется? Я застилала себе глаза всем земным шаром, для того чтобы скрыть от себя самой правду.
И когда, наконец, на следующий день вечером или через два дня он вновь появлялся, вновь раскрывал мне свои объятья («Ну иди же ко мне, цыпленок мой, у тебя такой нахохлившийся вид!»), разве я спрашивала, почему он ушел, куда? Нет, не спрашивала… Понятно, что при такой скромной, забитой жене бедному мужу очень тяжело решиться порвать с ней! Ну а я от холодности перешла к фригидности, а из фригидной женщины превратилась в самую настоящую ледышку в самом разгаре лета. Как тут не будешь бояться холодов, когда пережил такие ночи?
Вместе с этим мне разонравился серый цвет. Мне казалось, что в Париже все время идет дождь. Даже в этом году в деревне пейзаж, который я видела через окна столовой, на моих глазах растворялся, медленно расплывался и исчезал — туманы, моросящий дождь, дымка, пар, осевший на оконных стеклах, — все окна залепило серым, ничего не видно — ни деревца, ни неба. Чтобы увидеть свет, я согласилась бы отправиться на край света, но серый и там бы никуда не делся: он заполонил меня, проник в меня, я в нем утонула. Снаружи я была черна (юбка, свитер, пальто), но внутри — вся серая.
Я не могла понять, почему я вдруг стала так чувствительна к цветовой гамме времен года, почему мне так нужно солнце, почему мне хочется желтого, голубого, оранжевого, это мне-то, кто всегда недолюбливал каникулы и юг… Несмотря на все мои шали, грелки, я дрожала от холода и умирала от серости. И вдруг, сбросив всю одежду и пуховики, я распахнула двери и бросилась под дождь: я вся горела, мне хотелось сбросить раскаленную кожу. Лед и пламень: разбалансировка, отказал внутренний термостат. Может быть, климакс, конечно…
Самое неприятное, что пострадало и сердце: для него теперь нет «нормальной» температуры. Оно то разгорается, то леденеет. Разбалансировка чувств. Единственное лекарство — тепло. Я лечу себя теплом и нежностью, я кутаюсь в муслин и шелка. Я любила раньше джинсы, грубую шерсть, кожу, полотно — теперь мне нужны мягкие, ласкающие ткани, меха, кашемир. Я любила соль и перец — теперь мне нужны сласти: пирожные, конфеты, нуга, варенье, миндальные пирожные. То, что запрещено, что сладко, что необязательно: у меня в доме больше не водится хлеб, я ем булку… Мне нужна мягкость, нежность всюду: на моей коже, во рту, в сердце, и небо мне тоже нужно нежное, как и все остальное.
Но в мягкости небеса мне отказывают: можно подумать, солнце никогда не появится. Белесый туман, ели, навевающие меланхолию, комки омелы. Сияние снегов, скрытное небо, дорожка лунного света. Какой у холода цвет? Я окоченела.
Говорят, что раньше брошенных детей согревали волки… Кто же согреет брошенную жену? Мужчина может быть волком по отношению к другому мужчине, но не к женщине — ей он может быть верен. Благородные особи моногамны, мужчина — не из их числа. Муж хвастался тем, что занимает доминирующее положение «самца» — он любил так выражаться: петух в курятнике, бык в стаде. Если судить по тому, что получилось, то прекраснодушные заявления обратились в требуху, второй сорт, в пустышку.
«Королевская аллея» — это жизнеописание второй жены короля Людовика XIV, госпожи де Ментенон. Талантливая стилизация автобиографии незаурядной женщины, чья необыкновенная судьба стала увлекательным сюжетом романа, принесла Франсуазе Шандернагор мировую известность. Книга издана во многих странах и получила ряд почетных литературных премий.
Отчего восьмидесятилетний Батист В***, бывший придворный живописец, так упорно стремится выставить на Парижском салоне свой «Семейный портрет», странную, несуразную картину, где всё — и манера письма, и композиция, и даже костюмы персонажей — дышит давно ушедшей эпохой?В своем романе, где главным героем является именно портрет, Ф. Шандернагор рассказывает историю жизни Батиста В***, художника XVIII века, который «может быть, и не существовал в действительности», но вполне мог быть собратом по цеху знаменитых живописцев времен Людовика XIV и Людовика XV.
Селена носила золото и пурпур, как и подобает дочери всесильной Клеопатры и непобедимого Марка Антония! Но для избалованной принцессы сокровищем была любовь ее братьев. Захватив Александрию, римские легионеры не пощадили их. Селена клянется отомстить за кровь наследников престола! Но что сделает десятилетняя девочка против целой армии? Маленькая пленница в руках уничтоживших ее царство, ее богов, ее родных – что ждет ее впереди?
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.
Жизнь – это чудесное ожерелье, а каждая встреча – жемчужина на ней. Мы встречаемся и влюбляемся, мы расстаемся и воссоединяемся, мы разделяем друг с другом радости и горести, наши сердца разбиваются… Красная записная книжка – верная спутница 96-летней Дорис с 1928 года, с тех пор, как отец подарил ей ее на десятилетие. Эта книжка – ее сокровищница, она хранит память обо всех удивительных встречах в ее жизни. Здесь – ее единственное богатство, ее воспоминания. Но нет ли в ней чего-то такого, что может обогатить и других?..
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.
С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.
Большой Гапаль — это таинственный бриллиант, который аббатисы знаменитого семейства де С. передают одна другой как символ власти земной и славы небесной. В начале XVIII века владеющая им прекрасная София-Виктория готовит свою юную племянницу Эмили-Габриель получить его, когда наступит ее час. Она учит девочку искусству наслаждения, изысканным наукам, занимается воспитанием ее чувств.Но подобное воспитание, которое по сути дела является одной из прекраснейших историй любви, шокирует и возмущает общество.