Первая война за иракскую нефть. Месопотамский театр Первой мировой - [54]

Письма солдат домой ярко демонстрируют, что даже у тех, кто не имел моральных или религиозных возражений против боев в Ираке, переброска не вызвала особой радости. «Война здесь куда более жесткая, чем против немцев», — писал один из мусульман, возможно, потому, что его батальону приходилось действовать против хорошо окопавшегося противника без привычной в Европе массированной поддержки артиллерии. Сикх написал другу, оставшемуся в одном из кавалерийских подразделений во Франции: «Во Франции мы не испытывали нужды ни в чем, здесь мы все время сталкиваемся с огромными трудностями. Нет ни молока, ни сахара, а для питья нет ничего, кроме речной воды»[86]. Другой солдат тоже не скрыл разочарования: «Мы совершаем марши каждый день и все время страдаем от недостатка воды. Вокруг нет ни одного дерева. Наши страдания здесь столь же велики, как тот комфорт, который мы испытывали во Франции»[87].

Не добавляло теплых чувств бойцам и творящееся на их глазах с ранеными. Индийские части с самого начала войны критиковали за вопиющий недостаток медицинского персонала, что уже не раз и не два было продемонстрировано в Ираке. В Европе индийцев подпирала мощная военно-медицинская система британской армии, успешно развернутая на Западном фронте и на острове. К примеру, для индийцев устроили отдельный госпиталь в Брайтоне в отданном под лечебное учреждение бывшем королевском дворце («Королевский павильон»), по иронии судьбы возведенном в индо-сарацинском стиле. В нем даже построили девять отдельных кухонь для всех типов диет и шесть мест отправления культов для соблюдения всех культурных и религиозных предпочтений солдат.

После боев под Шейх-Саадом передовые госпитали корпуса Эйлмера, рассчитанные на прием не более 250 пациентов, оказались загружены более чем тремя тысячами пациентов. Нехватка медицинского транспорта и даже санитаров-носильщиков (как и самих носилок) привела к тому, что раненые лежали на поле боя, в мокрой и холодной грязи, часами и даже сутками. По словам начальника штаба 69-го пенджабского батальона капитана Кэтти, некоторые бойцы с поврежденными в бою ногами были вынуждены самостоятельно ползти по восемь километров до госпиталей за помощью. Там им зачастую не становилось легче: палаток не хватало, и те, кому не досталось места, лежали на земле под дождем. Офицер кавалерии Джон Бриджес написал домой: «Офицер-артиллерист получил тяжелое ранение седьмого числа. Никто не подошел к нему (замерзающему и мокрому), и на следующий день, когда он очнулся и обнаружил, что способен передвигаться, побрел назад к своему подразделению»[88].

Военные медики не справлялись с потоком раненых, который на них свалился. 7 января им пришлось иметь дело с 1200 жертвами, и все, что удалось сделать, это провести элементарные перевязки и набить людьми баржи, предназначенные для перевозки пострадавших в Басру. Томас Чалмерс, капитан одного из таких «госпитальных судов», написал в своем дневнике: «Забудут ли раненые под Шейх-Саадом когда-нибудь этот бой? Здесь люди, провоевавшие год во Франции, где ты через час после ранения оказывался в госпитальной палатке и получал необходимую помощь, а через сутки уже был в Англии в клинике, оборудованной по последнему слову науки и техники. Здесь же тебе надо самому добрести или выдержать тряску в фургоне до передового госпиталя возле реки, где ты будешь часами стоять, сидеть или лежать в грязи или под дождем всю ночь потому, что нет ни палаток, ни врачей, ни лекарств, ни даже еды»[89].

Длительные задержки и медлительность британцев играли на руку османам, у которых было достаточно времени, чтобы планомерно подготовиться к их встрече на новом рубеже, укрепляя позиции и подвозя подкрепления и боеприпасы. Понимая это, Эйлмер запросил у Таунсенда, может ли он провести атаку изнутри для отвлечения сил противника с внешнего кольца окружения. Тот отнесся к идее без всякого энтузиазма, ответив: «Мои войска — уже не те же самые люди, что раньше. Они будут обороняться всеми силами, но чтобы покинуть окопы и броситься на противника, у них уже не хватит духу»[90]. Кроме того, он настаивал на скорейшем вызволении, указывая на нехватку продуктов, прогнозируемую к началу февраля, и вероятный подход новых османских дивизий.

Османы отошли от Шейх-Саада примерно на восемь километров и заняли оборону вдоль одной из впадающих в Тигр рек (на британских картах отмеченной просто Вади). Это стало хорошей новостью для англичан, ибо позади между рекой и огромным болотом Сувакия открывался узкий проход Ханна. Под Вади казалось, что Халил подставил свои войска под возможность флангового обхода с дальнейшим окружением, что звучало лучше, чем перспектива лобовых атак в проходе Ханна.

Атаку спланировали и организовали значительно лучше, чем предыдущие. Разведывательный самолет 12 января установил, что окопы противника тянутся на четыре километра вглубь от устья Вади и идут только по левому берегу Тигра. Два батальона 9-й бригады получили приказ переправиться на правый берег и произвести там демонстрацию. 7-й дивизии (в составе 19-й, 21-й и 35-й бригад) предстояло постараться обойти окопы османов с фланга и прижать их к реке, пока 28-я бригада скует их силы с фронта. Кавалерия должна будет предпринять глубокий рейд с целью перерезать пути отхода вражеских сил. Для того чтобы быстро перейти к преследованию, солдатам раздали паек на двое суток, и за ними собирались пустить повозки с питьевой водой.