Первая волна мирового финансового кризиса - [23]

Как могли экономисты создать две гипотезы, страдаю­щие от одной и той же ошибки? Объяснение этому кроется в том, что и гипотеза эффективных рынков, и АМН исполь­зуют при анализе социальной сферы метод аналогии, то есть подход, хорошо зарекомендовавший себя в других областях. Гипотеза эффективных рынков основана на ньютоновской физике, а АМН — на эволюционной биологии. В этой связи я хотел бы сослаться на сформулированный мной постулат радикальной подверженности ошибкам: всякий раз, приоб­ретая полезные знания, мы стремимся распространить их на те области, где они не могут применяться.

Мною был использован иной подход. Для начала я иссле­довал взаимосвязь мышления и реальности. В результате была сформулирована концепция рефлексивности, затем примененная к изучению финансовых рынков. Я утверж­даю, что мой подход позволяет получить лучшие результа­ты, чем гипотеза эффективного рынка или АМН, и катего­рически отвергаю любые попытки примирить мои выводы с любой из этих гипотез. Поскольку гипотеза эффективных рынков полностью дискредитирована, меня больше беспо­коит степень влиятельности родственной ей АМН.

Я понимаю, какие мотивы стоят за АМН: стремление за­щитить научный статус экономики. Но считаю подобные попытки неуместными. С моей точки зрения, они являются продуктом того, что в терминах фрейдистской теории мо­жет быть описано как physics envy со стороны экономистов. Я утверждаю, что социальные и естественные науки изучают совершенно разные вопросы и требуют разных подходов.

Должен заметить, что я обеспокоен тем резким разли­чием, которое сам же провел между человеческими делами и природными явлениями. Подобное разделение несвой­ственно природе. Оно присуще человеку, стремящемуся по­нять смысл бесконечно сложной реальности. В данном слу­чае мой постулат о радикальной подверженности ошибкам действует так же.

И все же мне хотелось бы лучше понять связь между тео­рией эволюции систем и рефлексивностью. Я задал свой вопрос в Институте Санта-Фе, занимающемся изучением комплексных систем, но пока не получил ответа. Необходи­мо, чтобы над этим вопросом задумались и другие.

Я готов признать, что рефлексивность не соответствует принятым в настоящее время стандартам научной теории. Вот почему моя первая книга на эту тему получила название «Алхимия финансов». Тем не менее мы должны либо изме­нить стандарты, либо начать изучение финансовых рынков ненаучным способом. Это может оказаться трудным, так как влечет потерю экономистами их статуса.

Возможно, новая парадигма легче добьется признания, если я назову ее философской, а не научной. Философия зани­мала лидирующие позиции еще до того, как возник научный метод. Этот метод творил чудеса при исследовании природы, но оказался менее успешным при изучении вопросов, связан­ных с человеком. Именно по этой причине я принял сторону Карла Поппера в вопросе о единстве научного метода.

Возможно, было бы целесообразным вернуть философии ее лидерство. В этом случае моя концепция могла бы стать новой философской парадигмой для понимания человече­ской жизни в целом и финансовых рынков в частности. Так получилось, что я более заинтересован в философском зна­чении моей парадигмы, чем в ее проявлениях в сфере фи­нансов (хотя с моей стороны было бы неискренне преумень­шать их важность). Я могу сказать очень много по каждому из этих вопросов, но должен остановиться, хотя и не считаю это завершением дискуссии.

Приложение

Выступление перед комитетом сената США по надзору за торговлей в рамках слушаний по вопросу выработки Федеральной торговой комис­сией усовершенствованных регуляционных норм, противодействующих манипуляциям на нефтяном рынке

Вторник, 3 июня 2008 года

Джордж Сорос, председатель компании Soros Fund Management

Госпожа председатель, уважаемые члены комитета, я считаю большой честью для себя право выступить перед комитетом. Насколько я понимаю, комитет пытается найти объяснение недавнему резному росту цен на рынке неф­тяных фьючерсов и цен на бензин. В частности, хочет понять, является ли это началом роста пузыря, и если так, то способно ли более эффективное регулирование уменьшить вредные последствия.

Пытаясь ответить на эти вопросы, я должен прежде всего подчеркнуть, что не являюсь экспертом в области нефтяных рынков. Однако посвятил зна­чительную часть своей жизни изучению пузырей. Поэтому для начала в общих чертах изложу мою теорию пузырей, которая отчасти идет вразрез с общепринятой, а затем выскажу свое мнение о нынешней ситуации на нефтяном рынке. Я остановлюсь на инвестициях финансовых учреждений в товарные индексы как классе активов, так как это относительно недавнее явление, ставшее своего рода очевидной, но игнорируемой проблемой на рынке фьючерсов.

Согласно моей теории, каждый пузырь состоит из двух элементов: тенденции, основанной на реальности, и заблуждения или неверного толкования этой тенденции. Как правило, финансовые рынки хорошо исправляют неверные представления. Однако иногда неверные представления способны привести к возникновению пузыря. Они могут укрепить существующую тенденцию, усиливая при этом заблуждение, лежащее в ее основе. Это происходит до тех пор, пока разрыв между реальностью и ее интерпретацией рынком не станет невыносимым. В таком случае участники понимают, что находились под властью заблуждения, наступает разочарование, а вслед за ним на­чинается обратная тенденция. Снижение стоимости залогов провоцирует возникновение требований о дополнительном обеспечении, а вынужденные продажи приводят к чрезмерному снижению цен на продаваемые активы на рынке. Обычно падение бывает более глубоким и быстрым по сравнению с предшествовавшим ему ростом.