Первая версия - [8]

И соседи по этажу, вроде бы солидные дядьки, следователи да прокуроры, стали забегать чаще: то скрепки, то клей у Верочки попросить, будто у них своих секретарш нет. Боюсь, как бы не увели нашу Верочку любители клея. Но пока мы с Сережей оборону держим. Точнее, в этом деле главный человек — Сережа, тут субординация нарушается. Я для Верочки, кажется, уже староват.

—        Здрасте, Александр Борисыч! А Сережа уже здесь. — Верочка на секунду оторвалась от телефонного разговора. — Одну минутку, Александр Борисыч. Можно мне сегодня уйти в пять часов? Важное дело. — Она смущенно улыбается, хотя смущение не очень соответствует пурпурному цвету ее сегодняшней помады. Вчерашняя перламутровая, не столь яркая, больше подходила к ее характеру и темпераменту.

—        Конечно, Вера Игоревна. Но только какие такие важные дела у столь юного и прелестного создания?

Она смотрит на меня чуть снисходительно. Наверное, таким взглядом она одаривает искателей клея и скрепок. И отвечает:

Родители в отпуск на юг собираются. Мне нужно их проводить, а они должны, как водится, дать мне последние наставления. Как себя вести в их отсутствие.

—        Квартиру-то с друзьями не разнесете?

—        Ну что вы, Александр Борисович! — Она радостно улыбается, и я понимаю, что квартире угрожает опасность самая непосредственная.

В моем кабинете у окна, как всегда, за компьютером сидит наш стажер Сережа Ломанов. Он бы мне очень напоминал меня самого времен моего собственного стажерства, если бы наша жизнь, которая десятилетиями почти не менялась, не совершила вдруг столь непредсказуемый и удивительный вираж. Ведь что у меня, что у Кости Меркулова, который старше меня на каких-нибудь десять лет, и детство, и юность были похожи, разве у меня чуть получше со жратвой было. Но дворы, и игры, и девушки, и даже фильмы были одни и те же, с небольшими вариациями. Ну с девушками я погорячился, а в остальном — точно. Как Костя получал первое боевое крещение «Солнцедаром», так и я — «Тремя семерками». Вполне одинаковая гадость, хотя «Три семерки», конечно, получше будут, но все равно отрава.

А они — совсем другие. Взять, к примеру, компьютер. Я еще помню, как в нашем доме появился первый телевизор, очень приличный по тем временам «Рекорд». У одних наших родственников еще долгие годы работал ламповый телик из первых советских, с экраном размером с записную книжку. Компьютеры, насколько я теперь себе представляю, занимали целые этажи научных институтов и вычислительных центров. Теперь вот он — небольшой ящик и экран. Перед экраном сидит Сережка, который с этим ящиком на «ты».

Я, конечно, слегка научился тыкать пальцами в клавиши, но не более того. Не подружились мы с ним по большому-то счету.

А Серега так и вьется вокруг него, кажется, и компьютер отвечает ему взаимностью. Если на минутку предположить, что компьютер стал женщиной, то Ломанов наверняка за ней приударил бы, а то и женился. Вот было бы горе для Верочки!

—        Доброе утро, Александр Борисович!

—        Здравствуй, Сережа! Все машину обыгрываешь?

—        Да что тут играть! Вот я вчера у своего три партии подряд на четвертом уровне выиграл.

—        Во что играли-то? В казаков-разбойников?

—        Обижаете, Александр Борисович! В древние и благородные шахматы.

—        Ты вот со мной попробуй как-нибудь сразись. Я когда-то неплохо играл.

Ломанов с чуть заметной снисходительностью улыбается и говорит:

—        Непременно. Как только прикажете. Посмотрите, мне новую игру записали. То есть она, конечно, древняя как мир, вы тоже в нее наверняка в школе на уроках играли. Но здесь этот самый морской бой идет между Россией и Украиной.

Я смотрю на цветной экран, как украинские и российские корабли пуляют друг в друга огненные снаряды, и мне не нравится эта игра.

Да, — говорю я, — мы такой дикости и представить себе не могли. Идея войны России с Украиной еще несколько лет назад показалась бы бредом сивой кобылы, белены обожравшейся. Конечно, мы подшучивали на предмет хохлов и сала в шоколаде, но чтобы такое... Ладно, Сережа, вырубай свои игры, пора заняться делами. Что там у тебя с коллекцией Кульчинского?

Сергей пощелкал кнопками компьютера, пошевелил «мышью», экран стал черным, и на нем загорелись разной величины живые мерцающие звездочки.

—        Старуха утверждает, что безделушками слишком пристально интересовался племянник Кульчинского, некий Воропаев, личность довольно неприятная. Я о нем выспрашивал у директора «Антиквара» на Якиманке, тот говорит, что этот Воропаев пару раз пытался всучить ему какие-то весьма подозрительные вещицы...

—        Займись этим Воропаевым, особенно его возможными, связями с людьми, имеющими отношение к таможне. У них явно есть хорошо налаженные каналы, вещицы потом всплывают и в Европе, и в Америке. Совсем недавно представители Интерпола сняли с аукциона «Сотбис» восемь русских картин восемнадцатого века и три иконы шестнадцатого. Конечно, этот Воропаев скорее всего мелкая сошка, но на малька, глядишь, и щука поймается.

—        Александр Борисович!— заглянула в кабинет Верочка, устремив свои глазки вовсе не на меня, а на моего стажера. — Вас просит зайти Константин Дмитриевич.