Первая страсть - [19]

Г-н Моваль, вернувшись из своей конторы, около шести часов, никогда не пропускал случая появиться на мгновенье на вторниках своей жены. Он справлялся, много ли приходило народу и кто был. Он дорожил тем, что его дом посещали, и, входя в гостиную, он с удовольствием смотрел на чайный стол и пирожные. Ему казалось, что все это подходило к его положению и к образу его жизни. Если в гостиной он встречал Андре, то пользовался этим, чтобы поговорить с ним о манерах и поведении, приличных благовоспитанному юноше. Ему хотелось также, чтобы сын его больше любил общество. Это было бы куда лучше, чем компания какого-нибудь Антуана де Берсена или Эли Древе. Особенно последний совсем не нравился г-ну Мовалю. Поэтому, застав в один из вторников Андре возле матери и спросив его, чем он занимался весь день, г-н Моваль пожал плечами с легкой досадой, когда сын ответил ему, что он прохаживался с Древе по Лувру.

— Что за странная выдумка — оставаться взаперти в такой прекрасный день! — произнес г-н Моваль.

И он принялся расхваливать ясную, холодную, залитую солнцем красоту этого январского дня. Ах, если бы не его контора!

— Но, папа, дело в том, что у Эли сильный насморк, и он скверно кашляет! Для него было бы лучше оставаться в музее, чем быть на улице.

Г-жа Моваль восхищалась трогательной добротой своего сына. Смягчившись, она вмешалась в разговор:

— Нехорошо так кашлять в его лета; бедный мальчик, ему следовало бы полечиться!

Андре согласился. Древе чувствовал себя совсем нехорошо. Доктор, к которому он обратился, высказал опасения, что у него затронуты легкие.

— Ты должен бы поговорить об этом с его отцом, папа. Отец Древе совсем им не занимается.

Отец Древе, счетовод при компании, был толстым, краснолицым человеком, всегда в испарине, которому предстояло умереть когда-нибудь от апоплексического удара. Г-н Моваль сначала служил в том же отделении, как и г-н Древе, но быстрое повышение очень скоро переместило его, тогда как отец Древе, простой служащий, останется им навсегда. Счетовод, гордясь дружбой своего сына с сыном г-на Моваля, пользовался по этому случаю мелкими услугами г-на Моваля, который, гораздо менее его польщенный этой близостью, терпел ее, так как принципиально признавал, что высший служащий не должен выказывать высокомерия перед низшим. Притом самый факт службы в компании придавал отцу Древе некоторую значительность в глазах г-на Моваля. В ответ на слова Андре г-н Моваль принял свой обычный важный вид.

— Я поговорю об этом с отцом Древе. Этому молодому человеку следовало бы провести зиму на юге, в Алжире. Через компанию мы достали бы ему бесплатный проезд.

Андре покачал головой.

— Да, Алжир — это было бы прекрасно, но у Эли нет ни одного су.

Г-н Моваль нахмурил брови.

— Но какого черта он ничем не занимается, твой товарищ? Его отец тоже на это жалуется.

Андре возразил:

— Но, папа, он — поэт, он пишет восхитительные стихи.

— В конце концов, у него, может быть, есть талант. Что до его здоровья, то ты не слишком беспокойся. У меня когда-то был друг, его звали Огюстом де Нанселлем. Все врачи приговорили его к смерти. По их словам, ему не предстояло прожить даже шести месяцев. И что же, теперь ему столько же, сколько и мне, сорок девять лет, и он все жив и, должно быть, не чувствует себя так уж плохо, так как года три или четыре тому назад он женился. К тому же он большой чудак этот Нанселль. Его жена в два раза моложе его. Она должна быть прелестна, по его словам. Ты можешь об этом судить сама, так как он обещал привести ее к тебе в один из вторников, Луиза.

Г-жа Моваль встрепенулась.

— Да, милая. Сегодня в бюро мне подали карточку моего Нанселля, которого я не видал более пятнадцати лет! Входит он, и я снова вижу его приблизительно таким же, скорее помолодевшим, и со мной он обходится так, как будто бы мы расстались вчера. Ах, это чудный человек! Я думаю, между нами, что он не совсем в своем уме. Он пришел просить меня об одной услуге. Мы поговорили. После женитьбы он живет в замке Буамартен, около Вандома, но так как его жене скучно жить круглый год в деревне, они купили маленький отель на улице Мурильо, устройством которого они сейчас заняты. Они думают принимать. Это будет прелестным домом для тебя, Андре, так как тебе необходимо бывать в свете. Ей-богу, в твои годы я бегал по балам, и как раз с Огюстом де Нанселлем мы танцевали как бешеные.

Андре поморщился. В прошлом году он присутствовал на двух вечерах: на одном, даваемом Жадонами для развлечения дочек, на другом, устроенном г-жой де Мирамбо для того, чтобы показать свою племянницу-горбунью. У Жадонов квартира, из которой вынесли мебель, с золочеными стульями от Беллуара, показалась ему зловещей. Вальсировали даже в комнате г-на и г-жи Жадон перед широкой супружеской кроватью, покрытой вязаным одеялом. Кружащиеся пары заполняли собой гостиную и столовую. За роялем тапер с головой Наполеона III[18] походил на изображение на монете в сто су, которую ему предстояло получить в награду за свои аккорды. В буфете, устроенном в умывальной комнате, танцующие утоляли жажду различными сиропами. Бутылки сидра заменяли шампанское. Над буфетом, на полках стояли в ряд шляпные картонки. Барышни Жадон головокружительно переходили из объятий в объятия, а г-жа Жадон тоскливо спрашивала себя, в которые же из них будут окончательно заключены ее детища. Г-н Жадон, страдавший расстройством желудка, совершенно не отходил от двери некоего прохода, в котором он время от времени скромно исчезал.