Первая спецслужба России. Тайная канцелярия Петра I и ее преемники. 1718–1825 - [28]

Так что первый толчок к идее создать в царстве новую систему политической безопасности должен был произойти у этого правителя еще в 1682 году, когда десятилетний Петр стоял с матерью на кремлевском крыльце. При нем стрельцы метались по кремлевским покоям, уничтожая сторонников клана Нарышкиных. При нем с крыльца на стрелецкие пики летел его дядя Иван Нарышкин, при нем стрелец оттолкнул мать от ее любимца Артамона Матвеева, которого тоже убивали на глазах мальчика-царя. После этой ночи с маленьким Петром часто случались припадки, когда он безотчетно тряс головой, многие считают этот день мятежа началом серьезного психического заболевания Петра I, бывшего затем причиной его вспышек жестокости. Но вместе с тем в его голове должно было затвердеть убеждение: стрельцы враги, трон должна охранять другая сила, не армейская. И ненависть к врагам за этот страх не остывала с годами. Уже став полноправным монархом в стране, Петр приказал своим преображенцам вырыть из могилы труп умершего к тому времени организатора стрелецкого мятежа Ивана Милославского, чье разложившееся тело палач четвертовал на Лобном месте. Здесь очень интересная перекличка с историей создания Иваном Грозным опричнины. Ведь Иван в столь же юном возрасте видел боярские заговоры, метавшихся по Кремлю вооруженных людей, и точно так же на его глазах убивали родного дядю — тоже брата матери и главу верного ему семейного клана (только на месте Нарышкиных тогда были Глинские). Здесь почти калька ивановской истории на петровскую, их покойные дяди становятся своеобразными символами последующей мести. Сочетание личного мотива мести боярам или стрельцам, Старицким или Милославским, с осознанием необходимости создания новой системы безопасности своей власти и своего трона. Можно сказать, что последующие органы подавления политических противников и инакомыслия Иваном и Петром в свое время создавались «и за власть, и за дядю».

Когда в 1689 году 17-летнего Петра опять собирались убить поднятые Софьиными сторонниками стрельцы и только предупрежденный случайным перебежчиком из этого лагеря Петр успел ускакать в одной рубашке и скрыться в Троицком монастыре, эта идея должна была еще более окрепнуть. И, получив полную власть, разогнав сторонников Софьи, молодой царь постепенно приступит к воплощению этой идеи в жизнь.

На рубеже XVII и XVIII веков Петру пришлось подавить множество заговоров против своей власти. И с каждым разом он все больше утверждался в мысли, что ни гвардия, ни преображенцы с их размытыми функциями, ни созданная им обычная городская полиция не могут до конца решить эту проблему контроля за государственной безопасностью в отстраиваемой им империи. Армия годилась для расстрела бунтующих толп стрельцов, но выявить их заговор до его начала никак уж не могла. Преображенцы хватали тех, на кого указали добровольно-стихийные доносчики или сам император Петр, усердно выбивали из арестованных показания, но наладить оперативную работу и создать постоянную агентуру осведомителей в обществе не могли. Характерно, что Петр, поняв интуитивно эту тупиковость Преображенского приказа, не стал создавать свою спецслужбу на его основе, а, построив ее здание отдельно от приказа, дал ему доживать по инерции параллельно Тайной канцелярии с заботами о сгоне рекрутов и армейском снабжении. Остатки же важнейшего ранее органа сыска он со свойственной ему практичностью тоже не закрыл, а приспособил под службу тылового снабжения армии, и в этом виден петровский образ мысли. Обычная полиция ни в одном государстве спецслужбу по понятным причинам заменить не может. Схватить пьяного, говорящего антиправительственные речи в кабаке или на улице, может, а выявить серьезный заговор среди властной элиты или армейского генералитета уже нет. К тому же петровская полиция кроме привычных нам сегодня полицейских функций была, как и преображенцы, занята массой посторонних дел наподобие надзора за закрытием уличных ворот или борьбой с пожарами в городах.

Все это Петр понимал с каждым подавленным заговором все острее, видел это на конкретных, очень доказательных примерах. Вот даже если взять дело о заговоре Соковнина, по которому в числе главных заговорщиков арестовали и упоминаемого Пушкиным его предка — стольника Федора Пушкина. Это еще 1697 год. Заговорщики под началом окольничего Алексея Соковнина собирались убить царя во время большого московского пожара и захватить власть. Поскольку они знали, как Петр любит ездить на тушение пожаров, то и пожар предполагалось организовать умышленно, пользуясь этой страстью царя. У них уже был разработан план, и никто не пресек бы заранее их выступление, если бы два участника заговора не донесли о нем самому Петру Алексеевичу. Работу сыска подменили опять доносчики-инициативники, но не это главное в истории заговора Соковнина, а процедура ареста лидеров заговора. Перебежчики из стана заговорщиков в тот день нашли Петра в его любимой Немецкой слободе, где он беспечно предавался очередной пьянке со своим любимцем Францем Лефортом, швейцарским офицером на русской службе. Возможно, именно это состояние опьянения определило дальнейшие сумбурные действия царя в этот день. Услышав от доносчиков о заговоре, Петр в своем стиле вспыхнул, вызвал к себе некоего капитана гвардии Лопухина и отправил его с отрядом солдат на квартиру Соковнина для ареста находившихся там главных заговорщиков. Но и сам не утерпел, помчался туда же по московским улицам с одним лишь ординарцем, да так спешил, что успел в штаб заговорщиков еще до подхода Лопухина с его ротой солдат. Здесь Петр проявил себя опять же в привычном для него стиле. Он сначала ударил в лицо самого Соковнина, объявив тому об аресте, а затем развернулся и ударил запоздавшего со своим подходом капитана Лопухина. Картина по нашим современным меркам сюрреалистичная: правитель с одним помощником сам летит для ареста лидера государственного переворота, опережая собою же направленный «спецназ», да еще лично кулаком молотит и преступника за измену, и командира спецназа за опоздание. Не говоря уже о том, как Петр рисковал собственной жизнью, ведь Соковнину с товарищами терять было уже нечего, они могли попытаться убить царя в отчаянии. Без сомнения, и Петр запомнил эту нелепую ситуацию. Тем более что Соковнин и на допросах указывал на то, что план заговора и покушения на царя строился с учетом этого пренебрежения Петром личной охраной и недостаточного уровня тайного сыска при петровской власти тех лет. В показаниях Соковнина осталось этому свидетельство: «Ездит государь вокруг посольского двора постоянно одначеством [в одиночку], и в то время ночью стрельцы подстерегли и убивство можно им учинить, и на пожаре бывает малолюдством — нет того лучше, чем тут учинить».