Первая спецслужба России. Тайная канцелярия Петра I и ее преемники. 1718–1825 - [26]

Хотя Преображенский приказ формально пережил даже своего создателя Петра Алексеевича, фактически свой статус органа политического сыска он утратил сразу после смерти своего руководителя Федора Ромодановского в 1717 году. Смерть этого последнего руководителя грубо-стихийных органов политического сыска в России стала символом заката всей их эпохи. Уже в следующем году для работы по государственному розыску и следствию была создана Тайная канцелярия под началом верного петровского соратника Петра Толстого. В отличие от Преображенского приказа она уже располагалась в новой столице империи Санкт-Петербурге, разместив свой «офис» в Петропавловской крепости по соседству с политической тюрьмой для своих подследственных. До смерти в 1725 году императора Петра эти два института существовали параллельно, один под Москвой в Преображенском, другой — в Петербурге в Петропавловке. Некоторые исследователи из этого делают вывод о региональном разделе политического сыска поздней Петровской эпохи между Москвой и Петербургом. На самом же деле к этому моменту преображенцы, во главе которых по наследству поставлен сын Федора Ромодановского — Иван, занимались почти исключительно вопросами военной реформы, рекрутчины и дворцовой охраной. Вскоре их приказ переименовали в Преображенскую канцелярию с функциями министерства двора, а после смерти Петра уже совсем отживший свое орган тихо упразднили. Сам Иван Ромодановский, последний князь-кесарь, наследник короны игрушечного королевства Пресбург и глава «Всепьянейшего собора бога Бахуса», со всеми этими реликтовыми титулами из наследия бурной Петровской эпохи остался не у дел. Он тихо спился в своем московском имении. Делившие власть после смерти Петра царедворцы про некогда грозного инквизитора уже забыли за новыми своими заботами.

Дело же тайного сыска, наконец, в Российской империи ее основатель поручил цельному и постоянному на долгие годы органу, основанной уже по отчасти заимствованной у европейцев модели сыска Тайной канцелярии. С 1718 года в России начинается эпоха ее специальных служб.

Глава 2 ЕЩЕ ОДНО ПЕТРА ТВОРЕНЬЕ

Там говорить не слишком нынче смеют.

Кому язык отрежут, а кому

И голову — такая, право, притча!

Что день, то казнь. Тюрьмы битком набиты.

На площади, где человека три

Сойдутся, — глядь — лазутчик уж и вьется,

А государь досужною порою

Доносчиков допрашивает сам.

А. С. Пушкин. Борис Бодунов

Пушкин написал это не о петровской эпохе работы сыска, а о последних годах правления Бориса Годунова на заре великого Смутного времени в России. Но в эпоху петровских реформ эти пушкинские строки полностью можно отнести к деятельности Тайной канцелярии: постоянные урезания языков и казни на городских площадях, доносчики и забитые тюрьмы и сам государь Петр Алексеевич, не брезгующий заслушивать лично доносчиков «досужною порою». Пушкин вообще-то не идеализировал Петра Великого настолько, как долго принято было считать в отечественной истории и литературоведении. Признавая за ним определенные таланты государственного деятеля и полезность ряда реформ Петра для страны, Александр Сергеевич в своих исторических заметках прямо указывал на все зверства и «перегибы» петровского правления, не щадя особенно ни личного откровенно жестокого характера императора, ни жестокостей его Тайной канцелярии.

Просто нам в школе чаще приходилось сталкиваться с хвалебными одами этой поре в стихах Пушкина, наподобие «Полтавы», а исторические очерки поэта обществу были не так известны. Тем не менее, даже в пушкинской недописанной «Истории Петра I» заметно за нейтрально-отчужденной манерой повествования то, как претит свободолюбивому Пушкину всесилие тайного сыска Петра и его репрессии по любому поводу. Даже в предисловии Пушкин не забыл вскользь упомянуть, как и его предок, Федор из рода Пушкиных, был схвачен и репрессирован Преображенским приказом по делу об одном из антипетровских заговоров. И вывод Пушкина о том, что Петр I в нашей истории — это Робеспьер и Наполеон в одном лице, не говорит о теплом отношении поэта к главному реформатору на троне Российской империи. И к обер-революционеру, и к обер-диктатору французской истории Александр Сергеевич особенно теплых чувств не питал. Именно в связи с этим критическим отношением к фигуре Петра и к работе его тайного сыска работу Пушкина Николай I и его цензура не допустили к печати. Ее черновой вариант дошел до нас только после падения Романовых.

Да и в других пушкинских произведениях нелицеприятные строки в адрес Петра Алексеевича проскакивают довольно часто. Вот знаменитая цитата из его очерка «О русской истории XVIII века», которую широко стали цитировать только в постсоветские годы: «Петр не страшился народной свободы, неминуемого следствия просвещения, ибо доверял своему могуществу и презирал человечество, может быть, более, чем Наполеон. История представляет около его всеобщее рабство… все состояния были равны перед его дубинкою. Все дрожало, все безмолвно повиновалось»[2].

И здесь с Пушкиным очень трудно поспорить даже самым преданным сторонникам петровских преобразований в нашей истории. Да и вряд ли необходимо теперь доказывать очевидное: рывок Петра I к Европе большевистским методом большого скачка неминуемо требовал установления диктатуры и создания сильной и безжалостной тайной полиции, каковой и стала в российской истории Тайная канцелярия.