Первая сказка - [6]

Конечно же, нужно самому сделать рубило и разбить эту голову. Сероглазый, сидя в своем укромном уголке в пещере, много раз видел не только как взрослые пользуются рубилом, но и как его делают. Нужно точно повторить их движения, и у него будет такое же орудие. Оглядевшись вокруг, Сероглазый поднял подходящий камень — светло-серого цвета, продолговатый и немного прозрачный.

Придерживая найденный камень на валуне левой рукой, мальчик резко ударил по нему тяжелым обломком гранита, потом еще раз, сильнее, до тех пор, пока кремень не раскололся на несколько кусков. У Отца и братьев это получалось быстрее и лучше — камень раскалывался с первого удара, но Сероглазый все равно остался доволен своей работой. Один из осколков был вполне похож на те рубила, которыми пользовались взрослые. Нужно было только его немного доделать — заострить край и придать орудию более привычную форму. Мальчик кое-как справился с этим, и вот рубило готово. Сероглазый рассматривал свое неуклюжее творение и радостно улыбался, все же это был первый инструмент, который он самостоятельно сделал. Тем более, что на берегу его ждали недоеденные рыбьи головы. Теперь-то он сможет съесть их до конца.

Прикончив вторую голову, мальчик почувствовал себя таким сытым, каким ему давно не приходилось быть. Он уже собрался двинуться в обратный путь, как вдруг картина из недавнего сна возникла у него перед глазами: он, Дарующий Жизнь, убивает лошадь.

Недолго думая, Сероглазый встал на четвереньки и медленно, подражая медвежьей походке, вошел в воду. Идти так было неудобно; руки мальчика соскользнули с круглого камня, он потерял равновесие, течение перевернуло его и потащило прочь. С большим трудом, наглотавшись воды, он выбрался на берег. Присев на траву, Сероглазый недоуменно морщил нос и почесывал затылок…

Медведь сидит на корточках и пытается сделать рубило. Все когти себе обломал, но так ничего и не получилось.

Ну, конечно! У медведя когти, у человека рубило. Глупо было подражать Дарующему Жизнь в таких мелочах, как способ передвижения. Мальчик приободрился и снова полез в воду, но уже не по-медвежьи, а как подобает человеку. Зайдя по пояс, он почувствовал, что дальше нельзя — течение сильное, камни скользкие, можно опять бултыхнуться. Он подождал немного, и вот прямо перед ним в воде мелькнула рыбья спина. Размахнувшись, он изо всех сил ударил по ней, потом попытался схватить рыбину обеими руками. Но добыча была слишком велика для маленького охотника. Огромная рыба выскользнула из рук Сероглазого, чуть не повалив его мощным ударом хвоста.

Мальчик сдался не сразу, и какое-то время еще продолжал безуспешно кидаться на проплывающих рыб. Наконец, отчаявшись, он вылез на берег, мокрый, продрогший и несчастный, подобрал оставленные медведем рыбьи головы — их надо было отдать Отцу — и побрел домой…

На вершине холма лежит огромная, очень вкусная рыба, и ее можно есть сразу, не дожидаясь, пока она приготовится. Но до этого холма он никогда не доходил и не знает, что там, за ним.

Да, мечта Сероглазого, явившаяся ему во сне, была прекрасна, и он был уверен, что ее можно осуществить. Но как — он пока не знал, и ему оставалось только одно — ждать.

* * *

Сероглазый все больше времени проводил вдали от дома. С тех пор как мать совсем перестала о нем заботиться, жизнь с Семьей не приносила ему ничего, кроме горя. Один его вид приводил Отца в ярость. Когда взрослые приносили из пещеры Дарующего Жизнь мясо, и вся Семья радовалась, предвкушая пир, Сероглазый чувствовал себя особенно несчастным. Он прекрасно знал, что сейчас будет: Отец оторвет себе первый кусок и будет долго и громко жевать, исподлобья следя за Семьей, чтобы никто не нарушил раз и навсегда заведенный порядок: сначала едят братья, и только потом объедки достаются матерям и детям. Особенно пристально глава рода следил за Сероглазым, и стоило тому взять какую-нибудь жилку или хрящик, как Отец подскакивал к нему и с радостным ревом вырывал еду из рук ребенка. Сероглазому в такие минуты больше всего хотелось уметь высоко прыгать, чтобы впиться зубами в горло мучителя, он бы тогда не разжал челюсти, пока ненавистный родитель не испустит дух… Но это были всего лишь мечты, а на самом деле Сероглазый только морщил мордочку и пронзительно визжал, наклонившись вперед и смешно растопырив руки. Отец скалился, наслаждаясь своей властью над беспомощным существом. Потом, устав от визга, он мог отдать мальчику отобранный кусок, мог зашвырнуть в темный угол — пусть поищет, а мог и просто съесть.

По вечерам мучения продолжались. Впрочем, это уже было испытание не только для Сероглазого, но и для всех его братьев, особенно для тех, кто постарше. Глядя, как Отец развлекается с матерями, мальчишки, притаившиеся по углам, сопели и постанывали от зависти и желания; многие из них пытались кое-как утешить себя самостоятельно. Матери, конечно, не отказались бы помочь им, но горе тому, кто нарушит запрет! Сероглазый на всю жизнь запомнил, что сделал Отец с одним из братьев, который попробовал подражать ему. Эта жуткая кровавая картина с тех пор преследовала Сероглазого, возникая перед глазами каждый раз, когда его собственное рубило начинало расти. Сероглазый боялся таких минут, потому что совсем не хотел, подобно несчастному брату, остаться без важнейшей части тела. Он понимал, что все, связанное с этим предметом — очень серьезно, может быть, серьезнее всего остального, что есть в мире. Вокруг него закрутились и жизнь, и смерть — в мыслях Сероглазого он иногда появлялся в виде самого Дарующего Жизнь, который парил в воздухе, окруженный духами мертвых.