Первая могила справа - [85]

— Еще нам звонили из больницы. Отец Федерико идет на поправку и передает огромное спасибо. Тедди сейчас с ним. Если найдется время, навести его, он будет рад с тобой повидаться. — Дядя развернулся и снова направился к двери, но остановился и почесал голову. — Завтра с утра окружной прокурор первым делом оформит документы на освобождение Марка Уира. — Он снова пошел к двери и снова остановился. Я старалась не рассмеяться. Такими темпами он никогда не попадет домой.

— Ах да, — вспомнил он, достал блокнот и пролистал страницы. — Хулиган, который вчера едва тебя не укокошил, тот самый Зик Хершел, вполне мог стать серийным убийцей. Ты не первая, на кого он напал. Слава богу, что ты положила этому конец.

У меня перехватило дыхание, легкие точно свело параличом, а по спине побежали мурашки.

— Что… что ты имеешь в виду?

— Сегодня к нему домой вызвали полицию. Его жену нашли в спальне в луже крови.

Свет померк у меня перед глазами и земля ушла из-под ног.

— Одно из самых страшных бытовых убийств, которые я когда-либо видел.

Я боролась с силой тяжести, шоком и истерическим, ничего не желавшим слушать ужасом. Но действительность оказалась сильнее меня: она играючи нанесла мне сокрушительный удар.

— Это невозможно.

— Что? — Дядя Боб поднял глаза и шагнул ко мне.

— Жена Хершела. Это не могла быть она.

— Ты ее знала?

— Ну… немного.

Она не могла умереть. Я лично отвезла ее в аэропорт. А сразу после этого встретилась в баре с Хершелом. Не может быть, чтобы это была Рози.

— Чарли. — Меня насторожил суровый тон дяди Боба. — Ты ее знала? Есть что-то, что мне нужно знать об этом деле?

— Ты ошибся. Это не его жена. Наверно, это кто-то еще.

Дядя Боб вздохнул. С такими возражениями ему приходится сталкиваться каждый день.

— Это миссис Хершел, милая. Ее тетя встревожилась, что от племянницы нет вестей, и прилетела из Мексики. Сегодня днем она опознала тело.

Я в оцепенении опустилась на диван и погрузилась в свои мысли. Не помню, ушел ли дядя Боб. Не помню, спала я или бодрствовала. Не помню, как сползла на пол и укуталась в одеяло, сложенное в углу. Не помню, когда — я не имею в виду точное время — я превратилась в клиническую идиотку, каковой, увы, и остаюсь по сей день.

Глава 20

Не суй нос в дела драконов: ты хрустящий, а с кетчупом — очень вкусный.

Наклейка на бампер

Нет, это неправда. Я помню точный момент, когда превратилась в законченную, клиническую идиотку, которой нельзя позволить жевать на ходу жвачку, не говоря уже о том, чтобы вообще выпускать одну на улицы Альбукерке. Я сею смерть и разрушение с того самого дня, как появилась на свет. Даже моя мать оказалась беспомощной перед моим пагубным влиянием. Она умерла из-за меня. Я необратимо портила жизнь всем, кого знала.

Моя мачеха это понимала. Она пыталась меня предостеречь. Но я не послушала.

Мы гуляли в парке — моя мачеха Дениз, Джемма и я. Еще там была миссис Джонсон, как и каждый день вот уже два месяца; она вглядывалась в ряды деревьев, точно надеялась заметить свою пропавшую дочь. На плечи миссис Джонсон набросила свой неизменный серый свитер и куталась в него с таким отчаянием, словно боялась, что если он распахнется, ее душа вылетит из тела и ей никогда не удастся ее поймать. Тусклые каштановые волосы женщины были кое-как собраны в пучок, из которого во все стороны торчали пряди. Дениз, позабыв обычный эгоизм, сидела возле нее, пытаясь завязать разговор, но получалось плохо.

Мачеха предупреждала меня, чтобы я не рассказывала о призраках при посторонних. Она говорила, что мое «воображение» расстраивает людей, и несколько раз пыталась убедить отца сдать меня в психушку. Но к тому времени папа уже начинал верить в мои способности.

В общем, нельзя сказать, чтобы я не понимала, что говорить об этом не стоит. Но миссис Джонсон была убита горем. Она устремила невидящий взгляд в пространство, а лицо ее стало почти таким же серым, как свитер. И я подумала, что ей хотелось бы знать, где ее дочь. Вот и все.

Я подбежала к бедняжке, улыбаясь во весь рот. Ведь я несла ей лучшую новость, которую она так давно хотела услышать. Потянув ее за свитер, я указала на полянку, где играла ее дочь, и проговорила: «Вон она, миссис Джонсон. Бьянка вон там. Она вам машет. Привет, Бьянка!»

Я помахала девочке в ответ. Миссис Джонсон, задыхаясь, вскочила на ноги. Схватившись за горло, она безумным взглядом искала свою дочь.

— Бьянка! — пронзительно вскрикнула она, бросилась вперед и, спотыкаясь, побежала по парку. Я думала отвести ее туда, где играла Бьянка, но Дениз схватила меня. С помертвевшим от стыда лицом она смотрела, как миссис Джонсон бежит по поляне, истошно выкрикивая имя дочери. Мачеха крикнула какому-то мальчишке, чтобы он вызвал полицию, и помчалась за ней.

Когда приехала полиция, Дениз еще не оправилась от потрясения. Папа тоже приехал по ее звонку. Полицейские нашли миссис Джонсон, привели ее обратно и пытались выяснить, что случилось. Но папа уже все знал. Он склонил голову от чувства, странно напоминавшего стыд. И тут все начали на меня орать. Я видела только ноги, пальцы, рты, кричавшие мое имя. Как я могла? О чем я думала? Неужели не понимаю, что миссис Джонсон сейчас нелегко?