Первая любовь королевы - [96]

Удивленный гул пробежал по толпе наемников. Уильям грозно продолжил, дождавшись, пока они стащат с голов войлочные шляпы и колпаки:

— Да, так и есть. Эта молодая дама — новая леди Говард, будущая графиня Ковентри. Она из рода Бофоров, дочь самого герцога Сомерсета, дама благородная и знатная, так что…

Одноглазый увалень, ухватившись за стремя Уильяма, дерзко ухмыльнулся:

— Так чья же все-таки она жена? Вы на ней женились или, может, ваш отец? Что-то непонятно.

Рассвирепев, Уильям так ударил нахала носком сапога, окованного железом, в грудь, что тот отлетел на несколько шагов назад и рухнул на землю, разбив голову.

— Я на ней женился, придурок! И если кто-нибудь еще посмеет ухмыляться в присутствии моей супруги, тот живо закачается вон там на донжоне, вместо Гарри!

На него теперь поглядывали испуганно. Да и Джейн впервые видела мужа в такой ярости. То, что он вступался за нее, гордости не вызывало. Наоборот, стало еще неуютнее, чем прежде. Он так необуздан. Каково же иметь такого грубияна и, наверное, убийцу, супругом?

Дальше все было так же скверно. Внутреннее убранство замка Джейн нашла кошмарным. Камины дымили и чадили, повсюду гуляли сквозняки, по длинным холодным галереям бродили собаки и мочились в каждом углу. Да, особенно удручали неприятные запахи. Полы были устланы несвежим, грязным, а то и полусгнившим тростником, сальные свечи отвратительно коптили, поэтому все — потолочные стропила, оружие на стенах, старые драпировки — потемнело от чада. Мебель была старая, разномастная и самая скудная. Если что и было хорошего, так Джейн подозревала, что оно награблено. Все свидетельствовало о беспутной жизни хозяев, их безалаберности и бедности. Джейн не сдержалась:

— Сколько лет род Говардов владеет этим замком?

— Король Джон[92] сделал нас графами, — ответил Уильям, — за то, что мы верно ему служили.

— Неужели столь знатный род за двести пятьдесят лет владения графством не нажил никакого богатства?

— Э-э, все дело в том, что король Гарри Третий[93] на время отобрал графство у Говардов и здорово нас ограбил.

— За что?

— За то, что мы сражались на стороне Монфора.

Именно это Джейн и подозревала. Это в крови у Говардов — злоумышлять против королей и быть заодно с мятежниками. Но, конечно, же, объяснения Уильяма были нелепы. Вовсе не потому замок был так страшен и беден, что двести лет назад король покарал Говардов. Причина в другом. И сколько ж сил потребуется, чтобы хоть немного исправить все это… «Надо, чтобы мне поскорее прислали денег, — беспокойно подумала Джейн. — Пусть до самих Говардов мне особенного дела нет, но не могу же я сама все время жить в таком ужасном месте. Нужно сделать хоть что-нибудь, иначе я здесь не выдержу. Да, надо, чтобы брат прислал мне денег из моего приданого…»

Повар был скверный, еда — никудышной, да и вообще, все казалось таким грязным, что Джейн брезговала есть. Впрочем, страшная усталость и вовсе притупила чувство голода. К счастью, она поняла, что в замке у них с Уильямом будут отдельные покои, так что можно будет как следует отдохнуть. Уильям сам проводил жену в отведенные комнаты, распахнул перед ней низкую дубовую дверь, окованную полосками железа:

— Здесь жила моя мать, леди Изабелла. С тех пор сюда мало кто входил. Вам понравится здесь, Джейн, уверяю…

Он впервые назвал ее по имени и ему действительно хотелось, чтобы ей понравилось. Джейн переступила порог: повеяло не слишком приятным запахом затхлого помещения. Но, к своему удивлению, оглядевшись, она поняла, что эти покои, пожалуй, самые лучшие в замке.

Здесь все было просто, очень просто. Дубовые сундуки с накладными фигурными петлями и бельевые лари вдоль стены, накрытые добротным сукном и заменявшие скамьи. Два старинных шкафа орехового дерева, выкрашенные под бронзовый цвет. Широкая кровать, украшенная резьбой, под таким же резным балдахином, по старинке укрепленном на потолочных балках. Словом, здесь было все, что нужно для жизни.

Но, кроме того, эта огромная комната еще хранила отпечаток руки и вкуса изысканной знатной женщины, по несчастью попавшей в такое гиблое место и все-таки пытавшейся его принарядить.

Хотя выбирать ей было, наверное, не из чего, она украсила стеньг деревянными панно, имитирующими драпировку; постель была покрыта богатым горностаевым одеялом с тонкой ручной вышивкой, подушки тоже были расшиты женской рукой, поставец покрыт узорчатой парчовой тканью. И, главное, здесь было зеркало, а еще круглый бронзовый ларец для драгоценностей, с гребней и коробочек.

«Несчастная леди Изабелла, — подумала Джейн невольно, когда Уильям оставил ее одну, — старалась, старалась и что из этого вышло? Она умерла совсем молодой. Не получится ли со мной так же?»

Она обернулась к своей даме, попыталась улыбнуться:

— Леди Сьюзен, как вам здесь нравится?

Леди Миллертон, молодая симпатичная вдова, единственная из всех дам, согласившаяся оставаться с Джейн, в отчаянии прижала руки к груди — не успели они приехать, а ее уже столько раз неприлично назвали, унизили и ущипнули:

— О, миледи! Какое скверное место! А эти бандиты!

— Да, вы правы, — сказала Джейн, задумчиво, поднимая крышечку резного зеркала. — Отсюда надо при первой же возможности бежать ко двору королевы…