Первая любовь королевы - [46]

— Когда мне потребуется помощь, милорды, я обращусь к вам, — сказала королева, полагая, что самое лучшее для нее сейчас — это остаться одной и попытаться успокоиться. — Нынче же, видит Бог, мне необходимы только ваше присутствие в Лондоне и ваша поддержка.

Когда комната опустела, Маргарита на миг подумала, уж не заплакать ли ей. Дать хоть раз волю слезам — это было бы такое облегчение! Тем более, что рыдания помогли бы хоть на какое-то время избавить от мучительных попыток найти выход. Положение было весьма затруднительным. Сомерсета она отдать не могла, но и для себя самой спасения не видела. Возможно, слезы были единственным решением в этой ситуации… но боковая дверь отворилась, и показалась первая дама в сопровождении леди Редвуд, — таким образом, вопрос о слезах отпал сам собой. Маргарита Анжуйская никогда не плакала при свидетелях, приходилось сдерживаться и на этот раз.

Скрывая взгляд, она сдавленным голосом произнесла:

— Коль уж вы здесь, мадам д'Амбрей, подайте мне чашку лимонада, это меня взбодрит.

Привычку пить лимонад Маргарита Анжуйская приобрела еще во Франции. Рецепт напитка приехал с ней в Англию, и виночерпий следил, чтобы лимонад всегда был свежий. Торговцы поставляли ко двору лучшие лимоны для нужд королевы. Графиня д'Амбрей со спокойным выражением на лице двинулась к резному шкафчику, открыла две створки, достала серебряные графин и чашку. Это был личный сервиз королевы, свадебный подарок кузена, короля Франции; к чеканной чаше, украшенной золотой филигранью и четырьмя крупными рубинами, никто, кроме Маргариты, не имел права притрагиваться.

— Взбить вам подушки, ваше величество? — осведомилась леди Редвуд.

— Нет, наоборот, опустите, я должна отдохнуть. Миледи д'Амбрей, долго ли вы еще будете мешкать?

— Сию минуту, моя королева.

Приблизившись, она почтительно передала чашу в руки Маргариты, и та поднесла ее к губам, готовясь сделать первый глоток. В этот миг дверь, ведущая в галерею, распахнулась, как и в прошлый раз, едва не сорвавшись с петель, и Клиффорд, явившись на пороге, с лицом, искаженным жестокой гримасой, охрипшим голосом крикнул, предостерегающе выбросив вперед руку:

— Остановитесь, миледи! Остановитесь ради всего святого!

Ошеломленная, Маргарита замерла. Ужасная догадка мелькнула у нее в голове, но она не могла до конца в нее поверить. Обе дамы застыли, глядя на начальника стражи.

Клиффорд, задыхаясь, подошел ближе. Челюсти его были сжаты так, что в углах губ проступили две белые черточки; он бросил мрачный, ничего доброго не предвещающий взгляд на фрейлин и сдавленно выговорил:

— Подождите, моя королева. Не пейте. Ибо… — спазм сжал ему горло, — ибо у меня есть основания полагать, что, выпив это, вы будете отравлены.

Вся кровь отхлынула от лица королевы, в синих глазах мелькнул ужас. На миг воцарилась тяжелая, давящая тишина, прерываемая только хриплым дыханием Клиффорда.

Первой нарушила молчание графиня д'Амбрей.

— То, что вы говорите, сэр Клиффорд, я воспринимаю как личное оскорбление, — произнесла она, и в ее речи слышался усилившийся французский акцент. — Неведомо, чего вы добиваетесь, являясь в опочивальню ее величества с такими неслыханными обвинениями, но я давно доказала, что верно служу королеве, и готова доказать свою верность еще раз.

Лицо графини было бледно, как и у всех в этой комнате, но в темных глазах светилось негодование.

Она спокойно приблизилась к буфету, достала кубок, наполнила его до краев лимонадом и решительно выпила его на глазах у королевы и Клиффорда.

— Клянусь своей верой и своей душой, я не могла дать ее величеству отравы. — Губы графини нервно дрогнули: — Не понимаю, как вы додумались до столь нелепого обвинения, милорд

Что-то в тоне графини показалось Маргарите преувеличенным, но, скованная страхом, она ничего не могла сейчас толком понять. Пытаясь сдержать дрожь в теле, она поглядела на серебряную чашу, которую все еще держала в руках, и неуверенным голосом спросила:

— Что вы скажете на это, сэр Клиффорд?

Начальник стражи приблизился и забрал чашу из рук королевы.

— Готов дать голову в залог, миледи. — Его глаза сверкнули: — Как это ни прискорбно, вам поднесли сейчас яду. У меня есть все основания подозревать это. И обвиняю я в первую очередь графиню д'Амбрей, доселе считавшуюся столь безупречно верной.

Он метнул на леди Матильду поистине устрашающий взгляд

— Каким же образом она могла это сделать? — слабым голосом спросила Маргарита, стыдясь самой себя за то, что не может совладать со страхом. — Вы видели, сэр Клиффорд, она пила тот же напиток, что подала и мне. Так как же можно обвинять леди д'Амбрей в том, что она…

Она не договорила. Сердце у нее бешено забилось при одной мысли о том, что ее первая дама, француженка, женщина, которая, казалось, больше всех достойна доверия, оказалась предательницей, вступила в сговор с недругами и это через ее руки проходили все сведения о жизни королевы, которые позже получал Йорк… При одной мысли о том, что такая измена, такой удар в спину возможен, лишил Маргариту, ослабевшую после родов, дара речи и привычной ясности ума. Она сидела молча, переводя взгляд с Клиффорда на Матильду д'Амбрей, и у нее едва заметно, по-детски дрожали губы.