Первая Конная - [28]

Навстречу летели тачанки. Ездовые стоя секли лошадей.

— Стой! — крикнул Ворошилов, и его лошадь встала у них на пути.

— Кадеты рубают! — выкатывая глаза, кричал ездовой.

— Тьма! Тучей прут! А бронемашин!.. — причал командир и смушковой шапке.

— Говори военным языком. Сколько?

— Не меньше бригады, товарищ член реввоенсовета, — покраснев, ответил тот.

— За мной! Вперед! — Ворошилов пустил во весь мах свою лошадь.

Бойцы рванулись за ним в контратаку. Навстречу Ворошилову летел урядник, прижав пику и согнувшись. Ворошилов рвал маузер из кобуры. Ему уже видно было рябое лицо казака. И тут грянуло три выстрела, и казак свалился с коня.

Ворошилов оглянулся. Буденный скакал, держа в руке дымящийся маузер. Рядом боец опускал карабин.

— Вот так денек… — смущенно крикнул Ворошилов.

— У тебя что в руках, револьвер или?!.. — зло крикнул Буденный. — Кто разрешил лезть в драку? Я Ленину доложу! — И вдруг улыбнулся: — Наша берет, Клим! Наша!

Ворошилов принял правее, обнял на скаку Буденного и прижался к его щеке.

Бойцы с несмолкаемым «Ура!» неслись следом за ними.

Белых теснили к Дону.

Впереди строя белого эскадрона скакал всадник па статном сером коне.

— Полковник Калинин! — крикнул Буденный и выслал коня вслед.

— Командарм! — пронеслось над рядами буденновцев.

Рослый полковничий конь тяжелым скоком шел на Буденного. Сверкал на солнце длинный и прямой палаш.

Буденный поднялся на стременах, взвилась вверх шашка.

Ахнуло поле от победного удара.

Бригада повернула на белых, потерявших своего командира.

Сшибаясь и крутясь, все понеслось в сторону Дона.

Покрывая сплошь всё пространство — от холмов до реки, — беспорядочными группами неслись белые. Достигнув реки, всадники с ходу кидались с обрыва.

Следом за казаками вскачь неслась батарея. У самого берега орудия смяли конных и, цепляясь осями, с полного маха влетали в реку. Высоко взметнулись каскады брызг. Слышались крики и вопли тонущих.

«Гусар» штыком сбил офицера и, прыгнув на его лошадь, обрушил клинок на голову поручика. Тот ткнулся вперед, повис на поводьях и боком сполз на землю.

Офицер поднял пику и неумело размахивал ею.

— Отдай пику, вшеблародие! — страшным голосом крикнул Тихомолов. Он наотмашь ударил офицера, перехватил клинок в зубы и, на лету поймав пику, рванул ее на себя. С треском лопнул френч. Пашка перебросил клинок в левую руку и вздыбил коня. — Владеть сперва научись! — Он проткнул офицера пикой, вышиб его из седла, крикнул хрипло: — А тогда и воюй!

— Ах, Дундич! Добрый вояка! — приговаривал Буденный, врубаясь в самую гуту. Он видел, как Дундич и-скусно управлял конем, сеял страшные удары вокруг.

Видел он, как под Книгой убили лошадь и как два белых казака кинулись, чтобы добить его, как Логинов, молодой кубанский казак, поднял Книгу в седло и умчал из-под носа казаков.

Прорвав ряды буденновцев, вынеслась группа офицеров. Среди них выделялись двое. Они, отлично владея конем и оружием, свирепо рубили.

Пашка Тихомолов кинулся им вслед.

Он преследовал одного, тот стрелял, а Пашка считал выстрелы.

— Семь, — пробормотал Пашка и выпустил коня в угон. — Сдавайся, гад! — закричал Пашка.

— Петя, милый, помоги — зарубят, — кричал всадник другому.

Грянул выстрел. Пашкин аргамак согнул ноги и лег на землю.

Пашка стал подниматься с земли.

— Лежать, — прозвучала команда офицера.

Пашка грудью вжался в землю и вдруг, дико крикнув, кинулся на офицера. Лошадь, испугавшись, резко метнулась в сторону.

Пашка выстрелил, офицер повалился на круп.

Пашка вцепился в повод офицерского коня, вскочил в седло и кинулся вслед уходившему.

— Сдавайся, всё равно не уйдешь! — хрипел он.

Офицер гнулся к гриве, а Пашка, поддерживая его то справа, то слева, направлялся на КП армии и кричал:

— Разойдись, дорогу дайте! Не трожь, ребята, это для комфронта подарок!

Степь перед Доном была заполнена столпившимися до горизонта разрозненными войсками белых и окруживших их буденновцев.

Сталин с бледным лицом, молча смотрел на улыбающегося командующего фронтом Егорова. Тот лежал на носилках, и два санитара пытались остановить у него сильное кровотечение.

— Понимаете, — с трудом говорил Егоров, — пуля — дура, задела. Повел я шестую, да, видать, рано. Ударили из пулеметов…

— Вас сейчас доставят на поезд РВС и сразу в госпиталь… — сказал Сталин.

Егорова положили на тачанку. Он повернул голову к Буденному.

— Товарищ Буденный, снимите седло с убитой лошади и положите со мной. Седло свое я всегда берегу…

Пашка направил пленного офицера прямо к тачанке, на которой лежал Егоров.

— Вот, — сказал он. — Вам. За патроны.

Офицер сбросил с себя бурку. Под ней блеснули полковничьи погоны.

Пашка слез с коня и протянул повод Егорову:

— И это ваше!

— А твой? — спросил Егоров.

— Убили, — хмуро ответил Пашка.

— Тогда возьми себе. Хорошая лошадь!

Пашка молча прыгнул в инкрустированное серебром офицерское седло и, развернув коня;‘умчался в бон.

У разбитой санитарной линейки Буденный нашел Надю. Она сидела и плакала.

— Ты что, Надюша? — встревожился Буденный.

— Машинку разбило взрывом…

— Машинку достанем, — успокоил ее командарм. — Ладно, что сама жива осталась.

Он с трудом слез с коня, опустился на линейку и стянул окровавленный сапог.