Мы выскочили на улицу и побежали вниз по нашему переулку, через собачью площадку, по Золотухиным огородам к домику Курейчик и у автобусной остановки повернули обратно.
— Всё! Мы его уже никогда не найдём, — всхлипывала я, — и никогда уже не увидим Мышенького, потому что Мышенький уже никогда не приедет, потому что куда же он приедет, когда ящика нет, это я во всём виновата!
— Смотри! Там жгут костёр! — Иринка, сломя голову, бросилась на горку.
Пламя поднималось до небес, сверкая искрами, зловеще трещали сухие ветки, огонь с жадностью поглощал листья, картонки, газеты…
— Ящики! — завопила я.
Но было уже поздно, Мы еле успели выхватить из костра последний обугленный ящик.
— Неужели это наш сгорел? — с болью прошептала я.
— Не говори так, — сдерживая слёзы, попросила Иринка, — мы его обязательно найдём.
До глубокой ночи ходили мы по посёлку, обшарили каждый уголок, заглянули в каждую щёлочку, расспросили каждого, кто встречался на пути, но никто, никто не видел ящика из-под китайских плащей.
Уставшие, измученные, одинокие, мы с трудом доплелись до дому. Я ушла к себе в комнату и проревела всю ночь.
Утром мы с Иринкой, мрачные, как тучи, сидели на кухне и пытались позавтракать. День выдался солнечным, но для нас он был самым пасмурным и самым безрадостным в жизни. Час остывал, булочки засыхали, а мы молча смотрели в окно и думали об одном и том же. По стеклу запрыгали солнечные зайчики, мы равнодушно следили за их игрой, пока один не ослепил меня.
— Нашли время развлекаться! — не выдержала я.
Словно испугавшись, зайчики исчезли.
— Опять! — зажмурилась Иринка. Да что ж это такое?!
— Тире, точка, тире, — проворчала я.
— О! — закричала Иринка. — Азбука Морзе!
Мы сорвались с места и помчались на сигнал, обгоняя друг друга. В конце нашего сада под вишнёвым деревом я сразу заметила одинокую фигурку Мышенького. Он стоял на яшике из-под китайских плащей и осколком зеркала посылал в разные стороны сигналы бедствия.
— Милый! Дорогой! Любимый! — через секунду мы душили его в объятьях.
— Как же вы нас напугали, дорогой вы наш! — чмокали[1] мы его.
— А я уже потерял всякую надежду! — Мышенький смахнул скупую мужскую слезу и обхватил нас лапками.
И мы долго, долго стояли обнявшись, боясь снова потерять друг друга.
А потом мы пили чай с вафельками, печеньем и конфетами.
— Представляете, что со мной было?.. Приезжаю, выхожу, а вас нигде нет. Так страшно! Думаю, что же делать?! — Мышенький отхлебнул чай из напёрстка.
— А мы! Какие же мы глупые! — не могла успокоиться я. — Искали по всему посёлку, а в собственный сад даже не заглянули!.
— Хорошо всё, что хорошо кончается! — Мышенький захрустел вафелькой. — Но вы же не знаете самого главного, дядя уже выехал и будет здесь завтра.
Неужели он завтра приедет?! Не забыть бы спросить, как он решил проблему с яблоками и скорлупой… Завтра приедет Мышастый! Вот здорово!
