Первая дивизия РОА - [46]

_______________________________

Страшные дела рассказывали власовцы, побывавшие в то время на советской стороне, которым каким-то чудом удалось бежать и пробраться в Западную Германию. Расправа, которая была учинена над многими солдатами и офицерами Первой дивизии была поистине чудовищной.

Все, независимо от того, добровольно ли они перешли или были силой захвачены, разделили одинаковую участь. Вот что рассказывают очевидцы:

— В последнюю ночь, накануне роспуска Первой дивизии, на сторону советских войск перешёл офицер с группой своих солдат. Их водворили вместе со всеми ранее захваченными, кроме офицера, которого оставили в штабе. На другой день рано утром всем власовцам приказали построиться. Их было более тысячи человек. Перешедший накануне офицер был приведён к построившимся, в сопровождении группы советских офицеров. Он был одет в советскую форму с погонами капитана. Лицо его было бледным. Он с трудом сдерживал свое волнение и должен был произнести речь. После некоторого колебания, он громким, надрывным голосом объявил:

— «Меня сейчас застрелят! Спасайтесь!..» Больше ничего сказать он не успел. Раздались несколько выстрелов. Офицер повалился на землю.

Стоявшие в строю власовцы шарахнулись в разные стороны. Несколько столпившихся групп, боясь пошевельнуться, с ужасом глядели на происходившее. По убегающим был открыт пулемётный огонь из скрыто стоявших вокруг лужайки, в кустах, танков. Несколько очередей было дано и по стоящей без движения обезумевшей толпе. Люди падали на землю, молили о пощаде.

По ним продолжали стрелять…

В тот же день, но уже после того, как дивизия перешла на американскую территорию, и была распущена и разошлась, недалеко от Шлюссельбурга, было собрано несколько тысяч перешедших на советскую сторону и захваченных власовцев. В течение дня поступали всё новые и новые группы, которых привозили чехи с американской территории. Офицеров отделяли от солдат, их выискивали, скрывавшихся в общей массе. Находились предатели, которые выдавали прятавшихся офицеров, в надежде на снисхождение в отношении своей участи. К вечеру всем приказали построиться, открыто окружили танками с направленными на пленных стволами пулемётов. Предупредили о полном спокойствии и повиновении. Привели несколько человек непокорных власовских офицеров, объявили постановление Военного трибунала и тут же расстреляли их, на глазах у всех.

В этом же месте, к вечеру, к власовцам пришли три молодых советских офицера. Все они были сильно пьяны, громко разговаривали между собой, смеялись. Обращаясь к власовцам, один из них спросил: «А-ну, кто из вас здесь сталинградские? Подходи ко мне!..» И когда к нему, с какой — то надеждой, робко, робко, заискивающе улыбаясь, подошло несколько человек, он, со словами:

— «Земляки, значит, — сталинградские…» — вынул из кобуры пистолет и застрелил находившихся ближе к нему в упор. Остальные «земляки» бросились к толпе своих товарищей. Разъярённый, от водки, злобы и крови офицер продолжал стрелять вслед убегающим, поражая пулями и бежавших и стоящих в толпе. Удерживаемый своими же товарищами, он продолжал стрелять, пока не израсходовал весь магазин. Его друзья отобрали у него пистолет и силой увезли. Он упирался, стараясь вырваться, выкрикивал грязную ругань, истерически рыдал в припадке бешенства…

В течение двух суток власовцы под сильной охраной, содержались недалеко от Шлюссельбурга. Их почти не кормили, отобрали все более или менее ценные вещи, вплоть до нагрудных золотых крестов, часов, бумажников с деньгами, зажигалок. Даже обувь, если она была хорошей, снимали с ног. Люди оставались босыми. Больных и раненых, захваченных в санитарных автомобилях, лишали лечения и выбрасывали прямо на землю, вместе со всеми остальными… Попавшие с дивизионным лазаретом женщины — врачи, медицинские сёстры, обслуживающий персонал, жены офицеров, подвергались оскорблениям и насилованию…

Наконец, большую колонну власовцев пешком, под усиленным конвоем повели в армейский тыл. Навстречу колонны шёл советский грузовик. Пьяный советский офицер, высунувшись из окна кабины, что-то кричал, со смехом выпускал по колонне очереди из автомата…

Власовцы подвергались издевательствам, над ними чинился произвол опьянёнными победой, водкой и пропагандой советскими офицерами и солдатами. Людей, одетых в военную форму, натравляли против, так называемых, изменников Родины. Всеми средствами возбуждались и поощрялись самые резкие проявления ненависти, вплоть до кровавой расправы, оставляя всё это безнаказанным. В советских людях вызывалась непримиримая враждебность к власовцам. Внушалась необходимость жестокой расправы с изменниками, предателями, фашистскими наймитами, военными преступниками и продажными шкурами — как называла советская пропаганда власовцев. Этого было достаточно, чтобы в пьяном угаре безжалостно карать. Карать беспощадно, с наслаждением садиста…

Командир 162-й танковой бригады полковник И.П.Мищенко на деле показал цену своим лице — мерным заверениям, призывая Первую дивизию к переходу на советскую сторону — «Вас ждёт Родина-мать и полное прощение»… С присущим ему двуличием и холодным равнодушием попрал он свою гарантию о гуманном отношении и о сохранении жизни солдатам и офицерам Первой дивизии… Помните ли вы все это, полковник Мищенко?…