Перуновы дети - [20]

Фёдор Артурович вновь задумался о дощечках. Что в них? О чём хотели рассказать те, кто писал их в глубинах прошлого? Может, предупредить, поведать о чём-то важном, поделиться великой тайной? В любом случае дощечки непременно нужно будет прочесть, разобраться в них. Но прежде всего – сохранить в целости во что бы ни стало!

Изенбек поднялся, подставил лицо ветру.

– Благодарю тебя, море! – сорвалось с губ обращение, соединив все мятежные чувства. – Я понял тебя, благодарю! Не может волна остановиться, не исчерпав своей силы, не может чайка упасть, пока в состоянии двигать крыльями, не может даже камень разрушиться, покуда в нём сохраняется твёрдость. Всё должно пройти свой путь до конца…

Изенбек не помнил, сколько пробыл на берегу: час, два, всю ночь? Время и сам он будто выпали из привычных рамок. Обнаружил себя уже стоящим у здания штаба, где сновали, кричали и отборно матерились злые и встревоженные офицеры. Полковник чувствовал, что продрог, виски ломило. Мельком взглянул на руки – пальцы подрагивали. На тыльной стороне левой кисти и кромке обшлага шинели увидел остатки белого порошка.

«Кажется, я вчера перестарался с кокаином», – отметил про себя.

Постепенно Изенбек стал входить в суть происходящего. Случилось то, чего ждали и боялись. Бешеная канонада гремела уже на подступах к городу. Как быстро всё произошло. Кто-то сообщил, что барон Врангель бежал.

Подкатывали авто. Солдаты, подгоняемые матерными окриками, грузили ящики и тюки. Неразбериха и анархия нарастали, готовые вот-вот перерасти в настоящую панику.

Первым желанием Изенбека было двинуться в сторону канонады, но бежавшие оттуда уверяли, что фронта больше нет, только отдельные очаги сопротивления. Желтолицый полковник, пробегая мимо к авто, махнул стоявшим вместе с Изенбеком офицерам:

– Эвакуация! Все в порт!

Изенбек поспешил в гостиницу. Там тоже царила нервозная суета, валялись разбросанные вещи. Игнатий сидел у стола в комнате, понуро опустив голову. Рядом стояли уже уложенные чемоданы и два вещмешка. Увидев командира, солдат вскочил и привычно вытянулся.

– Где дощечки? Хорошо уложил? – сразу спросил Изенбек.

– В мешках, бельём переложил, как велели, – хрипло ответил солдат, устремив глаза на полковника.

Взгляд вестового, этого основательного, ворчливого, с крестьянской хитринкой солдата сейчас был неузнаваем, как будто он стоял у гроба лучшего друга.

– Едешь со мной? – коротко спросил полковник.

Игнатий отрицательно качнул головой.

– Поешьте, Фёдор Артурович. – Он открыл банку мясных консервов, порезал хлеб, затем сходил куда-то и принёс горячий чайник.

Изенбек молча и быстро съел предложенное, поблагодарил и стал надевать на спину вещмешок.

– Я провожу, ваш… бродь… – Игнатий взял второй мешок и чемоданы. Они направились к перекрёстку, откуда поток разношёрстных беженцев устремлялся вниз, к порту, чтобы успеть погрузиться на любое способное мало-мальски двигаться плавучее средство: рыбацкую шхуну, многопалубный корабль или допотопный колёсный пароход.

Безумие захлестнуло сразу многие тысячи людей, ослепив их сознание единственным диким и неистовым стремлением: «Бежать!»

Толпа смяла цепи солдат, которые должны были поддерживать хоть какой-то порядок, смела ограждения и выплеснулась на набережную, круша и растаптывая всё на своём пути.

Корабельные сходни трещали под непомерной нагрузкой, люди и вещи падали в холодную мутную воду. Иногда суда отваливали от причалов, обрубив концы, и забитые людьми сходни обрушивались вниз вместе с пассажирами. Неимоверно перегруженные корабли, тяжело кренясь, уходили от причалов, обвешанные живыми гирляндами людей и сопровождаемые истошными воплями тонущих.

Толпа сграбастала цепкой рукой полковника и вестового, втянула внутрь и тут же разъединила, едва не вырвав поклажу. Сверху, пока улица не спустилась к морю, Изенбек увидел всю картину бегства, как на батальном полотне. Папахи и фуражки, дамские шляпки и котелки, платки и простоволосые головы колыхались в кипении людской реки. Неподалёку респектабельная семья – плотный лощёный господин лет пятидесяти, его жена в котиковом манто и девочка-подросток – старались не потерять друг друга. Господин со злобной гримасой упирался изо всех сил и работал локтями, из-под сбитой набок фетровой шляпы струился обильный пот. Крепко прижимая к себе девочку и локоть жены, он оглядывался на солдата-денщика, нагруженного чемоданами, баулами и коробками. Оттёртый от хозяев, он беспомощно барахтался сзади, теряя то один, то другой предмет. Что-то нежно-голубое, платье или пеньюар, выскользнуло из раскрывшегося саквояжа и заметалось среди сапог, штиблет и ботинок, превращаясь в замызганную тряпку. Круглая коробка, проплыв некоторое время над головами, лопнула, сдавленная с двух сторон, и из неё выпала бело-розовая шляпа с алым бантом, завязанным в виде причудливого тропического цветка. Она не успела коснуться грязной мостовой: кто-то поддел её рукой, потом ногой, и шляпа отлетела прочь от толпы, опустившись в грязную лужу.

Люди кричали, давили друг друга, стонали и плакали. Женщину с перепуганной девочкой на руках оттёрло от мужчины с мальчиком и понесло вправо, к большому причалу, где грузились военные. Мужчина кричал, изо всех сил пытался протиснуться вслед, но тщетно – мощный поток быстро увлёк его близких дальше, где стояли небольшие рыбацкие и торговые шхуны.