Перуново урочище - [49]

Его встретила Лидия Федоровна. По глазам его, блестящим и еще растроганным, она поняла его волнение и, подавая ему руку, тихо сказала:

— Я счастлива, что вы встретили здесь таких хороших людей, как Прохор и те, чью волю он исполнил и чей долг вернул! Это никогда не забывается…

— Да! — ответил художник. — Здесь я встретил очень, очень хороших людей, а старый Прохор убедил меня, что грех пропустить хорошего человека…

Он нагнулся и поцеловал руку девушки.

Она не отняла ее и только ниже опустила голову.

— Я пойду куда-нибудь… — сказал Брянцев. — Мне надо успокоиться и обдумать многое!

Девушка молча кивнула головой и, словно боясь вспугнуть его мысли, ушла.

IV

Через болото, вдоль «Пилкина ручья», Брянцев пошел в «Заповедник», к Перуньему дубу. Сюда залетал, пробираясь между стволами елей, ветерок и гудел в дупле. Тихие, понятные шепоты и редкие выкрики слышались оттуда, как голос древнего и дряхлого старика.

И под эти звуки тихо плыли думы Брянцева, спокойные и трогательные думы о красоте человеческой души, о теплоте сердец, не охлажденных и не вытравленных сложной и хитрой сумятицей жизни. Вся природа сливалась с существом Брянцева, он это чувствовал и черпал в ней новые, могучие силы.

Трогательное и нежное чувство к девушке казалось ему тихим лучом, любовно озаряющим нежные и мягкие сумерки и ласкающим милые лица тех, которые без света были страшными призраками, таящимися во мраке.

Брянцев сознавал, что душа его вросла в эту землю, чуть только коснулась ее, ждущую и тайно призывающую его, ушедшего в неведомый и чуждый мир.

Мысли его настойчиво возвращались к девушке. Он решил сегодня переговорить с ней. Почему-то появилась незыблемая уверенность в ее любви и, когда Брянцев пытался объяснить причины этой уверенности, ему тотчас же вспоминалась ночь, горящая церковь и тихий, нежный голос, спрашивающий:

— Куда вы несете Спасителя?

И художнику казалось, что в тот миг между ними протянулись первые нити.

Долго сидел в «Перуновом урочище» Брянцев и, когда вышел на тропу, ведущую к избе Прохора, услыхал в стороне от «Заповедника» тревожное ржание лошади, перешедшее в крик дикого ужаса. Этот крик несся над болотами и, испуганные им, они притаились в поднимающемся тумане и слушали сторожко и жадно.

Потом к этим диким крикам присоединился призывный голос человека. Кто-то звал на помощь.

Узнал ли этот голос Брянцев или, бессознательно повинуясь ему, он бросился назад и выбежал на косогор, к которому вплотную подходила трясина.

Из-за кустов ивняка он не мог видеть происходившего на болоте, а когда спустился на равнину, высокие тростники закрывали от него болото.

Брянцев бежал среди кочек, сначала быстро, а когда ноги его начали увязать в топкой земле, он начал прыгать с кочки на кочку, пока не выбрался на открытое место.

Он увидел вдали, там, где была накатана гать, попавшую в самую пучину зыбуна лошадь с возком и сидящей в нем человеческой фигурой.

До гати было еще далеко, но Брянцев видел, как высоко вскидывалась лошадь, стараясь выскочить из трясины, и всякий раз уходила все глубже и глубже. Тревожное ржание прерывалось чьим-то жалобным криком, а порой, когда все стихало, до слуха художника доносилось сочное цоканье засасывающего свою жертву зыбуна.

Человека не видел Брянцев, но его слабый голос доносился до него. Художник начал быстро подвигаться вперед, стараясь наискосок пересечь болото и добежать скорее до гати, откуда можно было добраться до погибающих.

Путь был тяжелый и опасный. Между кочками черная, пахнущая прелым земля не выдерживала его, и Брянцев по колени проваливался в топь, с трудом взбираясь на кочки. Почва зыбилась вокруг, и жутко, при каждом его шаге, качались осока и редкие кусты тальника.

Брянцев бежал, чувствуя, как холодеют у него ноги и дрожь ползет по спине. Добежав до места, где лошадь с гати, видно, испугавшись чего-то, попала в топь, он на миг остановился и, взглянув пристально, чтобы обдумать положение, крикнул голосом, полным ужаса. Человек погибал. Его не видел теперь художник из-за растущих у края гати тростников.

Лошадь исчезла в пучине. На зеленой поверхности трясины виднелось лишь большое пятно черного ила. Из него выступала уже вода и медленно затягивалась побуревшими от холодных утренников рясками и листьями кувшинок.

На его крик, скрытый за тростниками человек встал в возке и откликнулся жалобным, полным отчаяния стоном.

Брянцев издал какой-то дикий вой и бросился вперед. Он узнал Лидию Федоровну.

Не сознавая, что он делает, и управляемый каким-то могучим побуждением, Брянцев бросал с гати на топь бревна, жерди и доски, выдвигая вглубь трясины этот шаткий, начинающий сразу погружаться помост.

Дойдя до утонувшей тележки, Брянцев увидел, что колеса уже ушли в топь и черный ил начал вливаться внутрь…

Когда он помог девушке выбраться на берег, он упал грудью на землю, целовал ее ноги и бормотал бессвязные, радостные и страстные слова, прерываемые рыданиями и молитвенным шепотом:

— Господи! Возьми всю мою жизнь за то, что не позволил Ты, подаривший мне великую радость, потерять здесь мое светлое счастье, мою любовь…

Еще не стряхнувшая с себя ужаса, девушка молча слушала Брянцева, но в глазах ее начинали вспыхивать яркие огоньки.