Перстень Тота - [6]

Я ушел с тяжелым сердцем, полный мрачных предчувствий, а она осталась в окружении своих прислужниц. Утром, после ранней службы в храме, я поспешил к ее дому. На пороге меня встретила испуганная рабыня. Бе хозяйка заболела, ей очень плохо. Обезумев, я оттолкнул слуг и бросился через зал, потом по коридору в покои моей Атмы. Она лежала на своем ложе, голова высоко в подушках, в лице ни кровинки, пустой безжизненный взгляд. На лбу горело зловещее багровое пятно. Я много раз видел эту зловещую метину, это клеймо чумы, эту печать смерти.

Что можно рассказать о том ужасном времени? Шли месяцы, а я все метался в исступлении, все глубже погружался в безумие, но избавиться от жизни не мог. Ни один умирающий от жажды араб не мечтал так о колодце с живительной прохладной водой, как я мечтал о смерти. Если бы яд или сталь могли прервать мое постылое существование, я соединился бы с моей возлюбленной в царстве, куда ведет такая узкая дверь. Что я только ни делал с собой, и все было напрасно. Проклятый эликсир был непобедим. Однажды ночью, когда я лежал у себя в комнате на ложе, истерзанный мукой, ко мне пришел жрец Тота Пармес. Он встал в круг света, который изливал светильник, и посмотрел на меня глазами, в которых горела сумасшедшая радость.

- Почему ты позволил ей умереть? - спросил он. - Почему не оградил ее от болезней и старости, как оградил меня?

- Я не успел, - ответил я. - Ах да, я и забыл - ты тоже любил ее. У нас общее горе, друг. Какая страшная судьба - знать, что пройдут столетия, прежде чем мы снова увидим ее. Когда-то мы ненавидели смерть - глупцы, какие же мы были глупцы!

- Ты сказал правду, - вскричал он и дико захохотал. - Но глупцом оказался только ты.

- О чем ты? - воскликнул я и приподнялся на локте. - Мне кажется, друг, ты повредился в рассудке от горя.

Его лицо сияло радостью, он корчился и трясся, точно его поразило злое божество.

- Знаешь ли ты, куда я сейчас иду? - спросил он.

- Нет, - ответил я, - откуда же мне знать.

- Я иду к ней, - сказал он. - Она лежит за городской стеной в дальней гробнице возле двух пальм.

- Зачем же ты туда идешь? - спросил я.

- Чтобы умереть! - пронзительно крикнул он. - Слышишь - умереть! Земные путы меня больше не связывают.

- Но ведь в твоей, крови мой эликсир! - воскликнул я.

- Я его победил, - ответил он, - я нашел более сильный состав, который разлагает твой эликсир. Уже сейчас он борется с ним в моей крови, еще час или два - и я умру. Я полечу к ней, а ты останешься здесь, на земле.

Я внимательно вгляделся в Пармеса и понял, что он говорит правду. Его горящие глаза подтвердили, что эликсир больше над ним не властен.

- Но ведь ты дашь и мне этот состав! - воскликнул я.

- Никогда!

- Молю тебя мудростью Тота и величием Анубиса!

- Все твои мольбы напрасны, - жестко проговорил он.

- Так я сам составлю этот раствор!

- Тебе это не удастся; да, я его получил, но по чистой случайности. В него входит один компонент, но тебе никогда не догадаться, что это. То, что осталось от жидкости, я заключил в перстень Тота, но никто никогда больше не сможет ее получить.

- В перстень Тота! - повторил я. - А где же он, перстень Тота?

- Этого ты тоже никогда не узнаешь, - ответил он. - Да, ты победил меня, она подарила свою любовь тебе. Но кому досталась конечная победа? Я ухожу к ней и оставляю тебя здесь - влачи это горькое земное существование. А я разорвал свои цепи! Прощай, мне пора! - Он быстро повернулся и бросился прочь. Утром в городе стало известно, что жрец Тота умер.

После этого я затворился в своей лаборатории. Я должен, должен найти это сложное соединение, сила которого столь велика, что уничтожает действие моего эликсира. С рассвета и до полуночи я проводил опыты среди стеклянных сосудов и горнов. Более того, я взял все папирусы и алхимические сосуды жреца Тота. Увы, они не просветили меня.

Порой мне казалось, что я вот-вот уловлю намек, случайно оброненное им слово вызывало бурные надежды, но ни одна надежда не сбывалась. И все же я месяц за месяцем трудился, как одержимый. Когда я чувствовал, что впадаю в малодушие, я шел к гробнице возле пальм. И там, стоя возле саркофага, в котором покоилась земная оболочка той, чья красота сияла подобно редкой драгоценности и была украдена смертью, я чувствовал, что моя возлюбленная рядом, она успокаивает меня, и я шептал ей, что соединюсь с ней, если только смертный ум сумеет разгадать тайну.

Пармес сказал, что заключил свой состав в перстень Тота. Я помнил это украшение. Массивный обруч, сделанный не из золота, а из более редкого и тяжелого металла, который добывают в копях на горе Харбал. Называется он платина. В платину, помнится, оправлен полый кристалл горного хрусталя, в него можно налить жидкость - довольно много капель. Пармес вряд ли скрыл свою тайну в металле перстня из одной только платины, таких в храме великое множество. Не вернее ли предположить, что эта бесценная жидкость запечатана в полость кристалла? Едва я пришел к этому заключению, как наткнулся в папирусах Пармеса на фразу, которая ясно подтверждала мою догадку: значит, какое-то количество его состава все еще существует на свете.