Перстень для Гелены. Рассказы о любви - [15]

Яан отхлебнул из кружки, раз пришлось к слову, и закатил глаза, словно от наслаждения. Хозяин растаял. Налил еще по паре, плеснул себе и выложил, что праздновали помолвку этого самого капитана — с «Цецилии» (шхуна там стоит, за Щедрой Горкой). Невесту он берет хоть и старую, но с изрядным приданым. То есть, брал (хозяин промокнул передником правый глаз и хрупнул луковкой, которую нашел в кармане). Третий день такое несчастье. Не иначе, отвернулся бог от моряков. И, как назло, около его, мэтра Юргена, заведения. То есть, первые двое где-то там, к середине Подковы… А капитан…

Капитана развезло, и когда довольные угощением и выпивкой гости — офицеры и марсовые с «Цецилии», «Селестин» и «Майнота» повалили гурьбой на суда, он решил прогуляться вдоль моря, полюбоваться на звезды. Хоть бы кого с собой взял. Храбрец, так перетак. Лихих людей не боялся — лихие люди в это время спят уже…

— А в какое время? — перебил Бранд.

Мэтр Юрген возвел очи к закопченному потолку, зашевелил толстыми губами. Выходило, как раз к рассвету: бриз улегся, звезды бледнели. А вызвездило — как к войне.

Яан поскреб затылок:

— Ну и?

— Ну и они налево, он направо — воздухом дышать. А дальше — не видел.

Крысяка едва сдержался, чтобы не сплюнуть. Но мэтр Юрген еще не закончил. Он как раз подметался и двигал в общем зале скамьи, когда раздался крик. От такого вопля кровь в жилах заледенела, хотя хозяин — десятка не робкого. В чужом городе да в портовом квартале робкому не житье. Ну, схватил шкворень и выскочил. А за спинами стражников и матросни ничего и не видел. Да лучше и не надо: говорят, самого крепкого наизнанку вывернуло.

— Так ничего, кроме крика, не слыхал?

— Ничего. Я выбежал. А уже матросы назад набежали. Они Кручу любили, он хоть и строгий, но хороший человек. Он уже третий год к нам из Катанга плава…л. Да вы шлюху, Красную Соньку спросите, я ее, ворону костлявую, в это же время выгнал. Могла видеть.

Ун Рабике допил пиво, важно отер пену с губ:

— А скажи мне, уважаемый мэтр, что люди вообще обо всем этом болтают? Не может же быть, чтобы языками не почесали. Моряки — народ суеверный и до сплетен охочий.

— А я разве слушаю? «Подай! Принеси!» К утру так натыркаешься — колени подломятся. Да вы заходите вечерком. И Сонька будет. Она все возле матросни трется, капитана какого-то ждет, дура черномазая.

Яан с достоинством поклонился, обещая быть.

— Сонька не убежит. В канцелярию, — объявил дознаватель, искоса взглянув на высоко подвешенное в тусклом небе маленькое и злое солнце. Он был в легких штанах, холщовой рубахе и здешних ременных сандалиях на босу ногу, но все равно чувствовал, что плавится от жары. — Понюхаем нашей пылищи. Мои люди должны были кое-что в клювиках принести.

Бранд сверху вниз взглянул на Крысяку, в его зеленоватых глазах-льдинках стыло изумление.

В своей комнатенке канцелярии ун Рабике рухнул на сундук с деловыми бумагами, расстегнул рубаху до пуза, вытянул ноги и распорядился принести холодного пива и позвать Меера. Мальчишка-канцелярист ужиком сорвался с места.

— Присаживайся, — Крысяка повел рукой застывшему столбом Бранду. — Чувствуй себя как дома. Счас пива принесут.

— В жару лучше пить разбавленное вино.

— Аристократ, — буркнул Яан уважительно.

Явился мальчишка, нагруженный бочонком с пивом, за ним поспешал Меер. Для тайной полицейской работы он был диво как хорош: в него просто проваливались чужой взгляд и память. Даже Яан, проработав с Меером не один год, замечал его только при определенном усилии. Меер пригладил черные волосы — черные не от природы, просто в южной Каннуоке было больше черноволосых, чем соломенных или рыжих, и он старался соответствовать. Потом панибратским движением скинул деревянные сандалии и нацедил себе пива.

Крысяка дружески хлопнул сотрудника по плечу:

— Рад тебя видеть. Ну, что нарыли?

Меер поджал губы — удар был силен.

— Вы на них сидите, ун Рабике.

— А? Уже? — Яан подхватился и полез в сундук. На самом верху лежал сверток, стянутый суровой ниткой — чтобы не спутать с остальными. Чихнув, Яан разогнулся и взмахом руки подозвал Бранда.

— Что? Ага! Опрос свидетелей, план местности, стрелки к крестам. Как понимаю, здесь их убили, а убийца подкатил оттуда. Конечно, нам не равняться с вами в искусстве рисования, Бранд. Но понять можно. Чьи склады… содержимое… Так-так… ольвидарское пенное без печаток акцизного сбора! Вы его попробовали, Меер? Хоть хорошее? Ну, не сердитесь. Выяснили, кто шалит? Кому в контрабандистов поиграть захотелось? Ничего большого поблизости не нашли. Жаль… — Яан широким жестом протянул бумаги храмовнику. — Мои люди искали орудие преступления. Ломовую телегу со следами крови на ободьях, гигантский бочонок… Рядом ничего. Хотя места, чтобы прятать, идеальные. Собственно, грохота перед убийствами никто не слышал. Но, обратите внимание, где это происходило.

Он подскочил к столу и расправил на нем самодельную карту Каннуоки и порта, придавив углы подсвечником, чернильницей, табакеркой и недопитой кружкой пива. Каннуокский залив, в просторечии называемый Подковой, был заполнен черточками кораблей (над каждым грифелем прописано название). Вдоль залива протянулся на несколько миль от маяка до маяка Нижний город. К западу у моря располагались порт, доки, Иностранный Квартал и Рыбацкая слобода; к востоку, отделенный стеной — Храм с прилегающими угодьями. За ними на холме, уступами вырастая к небу, блестел обливной черепицей среди зелени Верхний город. Три места у гавани на карте были отмечены стрелками и крестами.