Перст указующий - [59]

– Оставляю вас двоих побеседовать, – сказал он. – Прошу не постесняйтесь позвать меня, когда потребуется.

И он вышел из комнаты, оставив меня сидеть с разинутым ртом. Престкотт, куда более дюжий, чем мне помнилось, и куда более бодрый, чем при той нашей встрече, потер руки, налил себе кружку эля из кувшина на буфете и сел передо мной, вглядываясь в мое лицо, словно выискивая в нем признаки опасности.

– Вы удивлены увидеть меня. Отлично. Я рад. Вы должны признать, что это преотличное убежище, согласны? Кому бы вздумалось искать меня здесь, а?

Он, бесспорно, был в прекрасном расположении духа и держался как человек, у которого в мире нет никаких забот и будто ему не грозила незамедлительная казнь. И что, подумал я, он делает в доме такого человека, как Турлоу?

– Все очень просто, – сказал он. – Они с моим отцом в некотором роде знали друг друга. Я воззвал к его милосердию. Мы, изгои, должны, знаете ли, стоять друг за дружку.

– Так что вам угодно? Вы подвергаетесь опасности, открыв мне свое присутствие здесь.

– Это мы еще посмотрим. Турлоу пересказал мне ваш рассказ, но, может быть, вы не откажетесь еще раз изложить это дело?

– Какое дело?

– Да про доктора Грова. Он был добр ко мне, единственный человек в Оксфорде, который мне нравился. Я был очень удручен, когда услышал, что с ним случилось.

– Памятуя, как скверно вы обошлись бы с ним, посети он вас в вечер вашего побега, я нахожу трудным поверить этому.

– А, это! – пренебрежительно сказал он. – Я же ничего плохого Уоллису не сделал, просто его связал. И старику Грову ничего плохого не сделал бы. А что мне оставалось? Погибнуть на эшафоте, лишь бы не допустить неучтивости? Я должен был спастись, и это был единственный способ. А вы бы что сделали на моем месте?

– Для начала я ни на кого нападать не стал бы, – ответил я. Он отмахнулся от моих слов.

– Подумайте-ка минутку. Турлоу говорит, что судья зловеще покружил вокруг вас. А что, если бы он заковал вас в железа? А он мог бы это сделать, потому что паписта все рады обвинить. Как бы вы поступили? Сидели бы сложа руки в уповании, что присяжные проявят здравый смысл? Или решили бы, что это просто пьяный сброд и они повесят вас одной забавы ради? Пусть я беглец, но я хотя бы жив. Да только смерть Грова очень меня заботит, и мне хотелось бы помочь, ведь однажды он был добр ко мне, и я чту его память. Так расскажите, что там происходит?

Вновь я повторил свой рассказ. Слушателем Престкотт оказался более приятным: он ерзал в кресле, вскакивал налить еще эля, перебивал меня громкими восклицаниями одобрения или несогласия. В конце концов я вторично завершил свое повествование.

– А теперь, мистер Престкотт, – сказал я сурово, – вы должны объяснить мне, в чем, собственно, дело.

– А дело в том, что я теперь понимаю куда больше, чем несколько минут назад. Вот только как мне теперь поступить?

– Я не могу вам ничего посоветовать, пока не узнаю, что вы имеете в виду.

Престкотт глубоко вздохнул и посмотрел мне прямо в глаза.

– Вы знаете, что эта девка, Бланди, была его шлюхой?

Я ответил, что слышал про это, но добавил, что девушка все отрицает.

– Еще бы! Но это правда. Я знаю, потому что у меня кое-что с ней было в прошлом году, прежде чем я узнал, какова она. Тогда она принялась за Грова и заманила бедного старика в свои когти. Без всякого труда. У него был глаз на хорошеньких, а она умеет притворяться очень миленькой, если захочет. И пришла в ярость, когда он ее выгнал. Я повстречал ее сразу после, и, поверьте, я в жизни не видел ничего страшнее. Она выглядела как дьяволица, рычала и шипела, будто дикий зверь. Он за это заплатит, сказала она. И дорого!

– И что она имела в виду?

Он пожал плечами:

– Я тогда подумал, что это просто женские преувеличения. Ну а затем произошел мой прискорбный случай, и я оказался в тюрьме, понятия не имея, что творится за ее стенами. Пока не спасся. Когда я выбрался из замка, то не представлял даже, что мне делать дальше. Ни денег, ни пристойной одежды, ну ничего. И я подумал, что надо бы спрятаться, пока не поднялась тревога. Ну я и пошел к Бланди. Я ее дом знаю, бывал там прежде.

Он тихонько пробрался по грязному проулку к дверям Сары и заглянул в окошко. Внутри было темно, и он решил, что там никого нет. Порылся в поисках съестного и как раз грыз черствую корку, когда Сара вернулась.

– Она до того светилась злобной радостью, что я прямо-таки спутался, – признался он. – Она, конечно, удивилась, увидев меня, но успокоилась, когда я сказал, что пальцем ее не трону и скоро уйду, у нее в руке был мешочек, и я подумал, что в нем может быть еда, и забрал его у нее.

– Она вам его отдала?

– Ну, не совсем. Пришлось вырвать его у нее из рук.

– Как я понимаю, еды в нем не оказалось?

– Нет. Там были деньги. И перстень. Перстень Грова с печаткой, – сказал он, умолк, порылся в кармане, вытащил сверточек мятой бумаги и осторожно его развернул. Внутри было кольцо с синим камнем посередке. – Я его хорошо помню, – продолжал он, едва я взял у него кольцо, чтобы рассмотреть получше – Видел его у него на пальце уж не знаю сколько раз. И он его никогда не снимал. И я полюбопытствовал, как он попал к Саре Бланди. Она не захотела ответить, ну и я бил ее, пока она не прошипела, что это не мое дело и в любом случае Грову он больше не понадобится.