Перст указующий - [259]

– Если вы скажете им это, они в ответ заявят, будто это знак Божьего гнева, какой обрушился на вас за ваши опыты. Ее заберут и отправят на костер и к тому же поставят охрану, дабы убедиться, что вы и близко к ней не подойдете.

– Так вы полагаете, что нам не следует выдавать ее?

И все это время я не произносил ни слова, только, стоя в углу, наблюдал за происходящим. Теперь же я нашел, что ко мне вернулся дар речи. Тут я мог склонить чашу весов, ибо было ясно, что все должны условиться о дальнейших шагах.

– Вы не должны, – сказал я. – Она не совершила ничего дурного. Она совершенно невинна. Я это знаю. Если вы выдадите ее сейчас, вы не только бросите пациентку в беде, вы отвернетесь от невинной души, к которой милостив был Господь.

– Вы в этом уверены? – спросил, поворачиваясь ко мне, Локк: по всей видимости, он только теперь заметил мое присутствие.

– Уверен. Я пытался заявить об этом на суде, но меня освистали.

– Не стану спрашивать, откуда вам это известно, – мягко сказал он, и его проницательный взгляд в первый и единственный раз дал мне постичь, как вышло так, что позже он занял столь высокое положение. Он видел больше других людей, а о еще большем догадывался. Я был благодарен ему за молчание тогда и благодарен ему по сей день.

– Прекрасно, – продолжал он – Единственное затруднение в том, что мы можем занять ее место на виселице. Мне хочется думать, что я человек великодушный, но есть пределы того, на что я готов пойти ради больного.

Лоуэр тем временем расхаживал взад-вперед в величайшем волнении, время от времени бросая взгляды за окно, потом поворачиваясь к Саре, затем к Локку, потом ко мне. Когда мы с Локком договорили, заговорил он.

– Сара? – мягко окликнул он и повторял ее имя до тех пор, пока она, подняв голову, не поглядела на него. Глаза ее были налиты кровью, так как малые сосуды в них лопнули, и от того вид у нее был как у самого дьявола, а бледность кожи делала эти глаза еще более ужасающими.

– Ты меня слышишь? Ты можешь говорить?

После долгого промедления она кивнула.

– Ты должна ответить мне на один вопрос, – сказал он и подошел к столу, чтобы опуститься перед ней на колено, дабы она могла его ясно видеть. – Что бы ты ни говорила раньше, теперь ты должна сказать правду. Потому что от этого зависят не только твои, но и наши жизнь и души. Ты убила доктора Грова?

Даже невзирая на то, что правда была мне известна, я не знал, какой она даст ответ. А она не давала его долгое время, но наконец качнула головой из стороны в сторону.

– Твое признание было ложным?

Едва заметный кивок.

– Ты поклянешься в этом всем, что есть у тебя дорогого?

Она кивнула.

Лоуэр встал и вздохнул тяжело.

– Мистер Вуд, – сказал он, – отведите эту девушку наверх в комнаты Бойля. Он придет в негодование, если узнает, поэтому попытайтесь не напачкать. Оденьте ее, как сможете, и обрежьте ей волосы.

Я воззрился на него, не понимая, о чем он говорит, и Лоуэр нахмурился.

– Давайте же, мистер Вуд, поскорее. Никогда нельзя сомневаться во враче, когда он пытается спасти жизнь человеку.

Я за руку увел Сару, услышав напоследок бормотание Лоуэра:

– В соседней комнате, Локк… Риск велик, но может сойти.

Хотя с виду она была вполне здорова, Сара все еще не могла говорить и едва двигалась, только сидела, глядя прямо перед собой, а я тем временем исполнял полученные распоряжения. Обрезать волосы, не имея ножниц, непросто, и творение моих неумелых рук не сделало бы чести придворной даме. Однако, каковы бы ни были замыслы Лоуэра, веяниям моды в них не было места. Покончив с трудами, я попытался как мог скрыть следы беспорядка. Затем я сел рядом с ней и взял ее за руку. У меня не нашлось бы слов, чтобы выразить мою нужду, и потому я не стал говорить ничего. Я лишь слегка сжал ее пальцы и со временем почувствовал легчайшее пожатие в ответ. Этого достало: я разразился рыданиями, сотрясшими все мое тело, и склонил голову ей на грудь, в то время как она сидела совершенно безучастно.

– Ты действительно думал, я оставлю тебя? – спросила она так слабо и тихо, что я едва ее расслышал.

– Я не смел надеяться. Знаю, я не заслуживаю и этого.

– Знаешь ли ты меня?

Это было самое прекрасное мгновение моей жизни. Все вело к этому вопросу, и все, что случилось после него, годы жизни, какие я прожил с той минуты и еще уповаю прожить, были всего лишь к ней эпилогом. В первый и последний раз у меня не было сомнений и надобности в мыслях или рассуждениях. Мне не было нужды обдумывать, взвешивать доказательства, даже прибегать к умениям истолковывать, потребным в менее серьезных делах. Я должен был лишь без страха и с твердой уверенностью возвестить непреложную истину. Действительно, есть вещи столь очевидные, что исследование здесь излишне, а логика презренна. Истина была прямо предо мной, дар, тем более бесценный, что незаслуженный. Я знал. Вот и все.

– Ты мой Спаситель, Господь во плоти, рожденный от Духа, претерпевший гонения, поругание и брань, известный волхвам, умерший за наши грехи и восставший, как случалось прежде и будет случаться в каждом поколении.

Всякий, услышав мои слова, счел бы меня безумцем, и с одной этой фразой я навсегда вышел за пределы общества людей и шагнул во мной созданный мир.