Персидские юмористические и сатирические рассказы - [77]

— Ладно, согласен.

— Может быть, благодаря ему устроятся и твои дела,— дружески улыбаясь, сказал чиновник.

Эти обнадёживающие слова совсем подбодрили меня. Я, радостный, вскочил с места и поспешил к выходу, чтобы поскорее сообщить юноше приятную весть. Но, переступив порог кабинета, вспомнил, что мой молодой друг, хоть и неплохой художник и может, по его словам, в одно мгновение написать портрет любого человека, должен же с чего-то писать!

— Извини, пожалуйста, братец,— вернувшись к приятелю, сказал я,— но чтобы мой племянник смог сделать портрет директора, надо либо познакомить его с ним, либо дать ему какую-нибудь фотографию.

— Это уже сложнее,— задумался он.— Ну хорошо, приходи послезавтра, я постараюсь где-нибудь — хоть из-под земли — достать фотографию шефа. Но, повторяю, не дай бог, чтобы кто-нибудь пронюхал про это, тогда все пропало.

— Ладно, не волнуйся,— ответил я и, попрощавшись, пошёл к выходу.

Я рассказал юноше обо всем, и мы договорились, что господин директор будет изображён во весь рост масляными красками. На следующий день я передал художнику фотографию шефа, невесть каким образом раздобытую моим приятелем, а через три дня юноша приволок к дверям учреждения готовый — три на четыре метра — портрет. Но как внести такое громоздкое полотно в здание незаметно? Мы решили купить белой ткани и обтянуть ею картину, как это делают уличные актёры, пряча до поры до времени от любопытных взоров портреты святых имамов.

Поскольку картина в лифт не умещалась, нам пришлось вдвоём на руках тащить её по лестнице.

Нетрудно догадаться, что наше шествие по лестнице с огромной, завёрнутой в белое покрывало картиной не осталось ни для кого тайной. Весть о нашем прибытии с быстротой молнии облетела учреждение, и не успели мы ещё втащить картину в кабинет моего приятеля, как нас окружила плотная толпа сотрудников, которые, не дав нам опомниться, содрали полотно, скрывавшее картину, и она предстала перед ними во всей своей красе.

Начальник отдела кадров сразу же был оповещён обо всем. Он тут же выбежал в коридор, а за ним и начальник отдела финансов, потом первый, а затем и второй заместители директора, заведующий канцелярией и особо секретным отделом. Поднялась страшная суматоха. Смысл происходящего был всем ясен. Спор шёл лишь о том, кому выпадет честь внести картину в кабинет шефа. Несчастный же клерк, которому принадлежала вся эта идея и который надеялся единолично этот ценный подарок преподнести господину главному директору, был оттеснён и смят в этой толчее.

Начальник отдела кадров считал, что именно по роду своей работы- он один имеет право на такую честь (шутка ли сказать — в его подчинении находятся все кадры). Начальник финансового отдела настаивал, что вручить портрет главному директору должен он, поскольку ведает всеми финансами учреждения. Заведующий канцелярией не уступал, доказывая, что это его долг лично поднести картину его превосходительству, да и как же иначе, если в его руках были все секретные дела и тайная переписка господина директора.

Первый заместитель утверждал, что его высокое положение просто обязывает взять на себя эту миссию, в то время как второй заместитель заявлял, что это он — самое близкое и доверенное лицо господина директора и поэтому никто другой не вправе помешать ему в осуществлении этого дела.

Заведующие отделами, секторами и остальные служащие, помельче, настаивали на том, что, поскольку это общее мероприятие, все в одинаковой степени должны принять в нем участие.

Короче говоря, между начальниками и подчинёнными разгорелась такая схватка за честь вручения картины его превосходительству, в которой уже никто не взирал на должность, звание, возраст и т. п. Казалось, стая голодных волков, рыча, раздирает свою добычу на части. В этой неразберихе на нас никто не обращал внимания, и мы со стороны наблюдали за воюющими сторонами.

В конце концов противники договорились, что картину отнесут в кабинет господина директора все вместе и в следующем порядке: два заместителя директора, заведующий канцелярией и секретным отделом, на плечи которых ляжет основная тяжесть перенесения картины, встанут по обе стороны. Остальные же начальники во главе с заведующими отделами и секретарями займут места соответственно своему рангу и положению. Все же прочие мелкие служащие и обслуживающий персонал выстроятся за ними.

Наконец толпа с картиной впереди двинулась к кабинету директора. Сзади всех поплелись мы с автором. Когда двери кабинета раскрылись и господин директор увидел такое столпотворение, он побледнел как смерть, весь затрясся и онемел от страха — ему показалось, что сотрудники, объединившись, устроили против него заговор. (Тут я подумал, что теперь нечего и мечтать о том, что меня и «моего племянника» возьмут на работу.) Но когда первый заместитель коротко доложил: «Это произведение искусства, являющееся портретом нашего многоуважаемого господина главного директора, выполнено одним из потомков Леонардо да Винчи, а честь вручения его вашему превосходительству досталась нам — верным и преданным вашим слугам», директор, хотя ещё не вполне оправившись от шока, все же заулыбался, приподнялся с места и произнёс дрожащим голосом: