Персеваль, или повесть о Граале - [21]

,

Которому нужна лишь ссора,

Застанет нас средь разговора.

А если здесь он вас найдёт,

Убьёт и глазом не моргнёт.

Коль я с другим, не терпит он.

Вмиг будет головы лишён

Кто разговор со мной затеет.

Он сей момент сюда приспеет,

Чтобы кого-нибудь убить.

Но прежде станет говорить,

За что меня он так не любит

И сими бедствиями губит».

И вот во время разговора

Гордец тот выехал из бора

И налетел на них он с маха,

Как с неба гром на тучу праха,

Крича: «Ты плохо поступил,

Когда ты с ней заговорил.

Твой час последний, берегись,

Иль отступи, иль задержись

Здесь хоть на шаг, имей же смелость.

Тебя б убить мне не хотелось,

Пока не расскажу тебе,

Из-за чего лихой судьбе

И сраму я подверг её.

Внимай, и будешь знать ты всё.

Однажды в лес я путь направил,

А эту девушку оставил

В шатре, который там разбил.

В ту пору я её любил.

Валлиец к ней вошёл случайно,

И хоть сие необычайно,

Но вдруг призналась мне она,

Что им была принуждена

Дать поцелуй тому невеже.

Могла б солгать она, понеже

Он поцелуй тот вырвал силой.

Но то ль намерение было?

Да разве можно верить, что

Он получить хотел лишь то?

Ведь всяк дальнейшего взыскует.

Кто даму только лишь целует,

Оставшись с ней наедине,

Тот не в порядке, мнится мне.

А отдающая уста

Отдаст и большее спроста,

Будь понастойчивей взыскатель.

А защититься ей не кстати ль?

По свету исстари известно,

Что женщине в борьбе телесной

Всегда сдаваться лишь в охотку.

Когда мужчину взяв за глотку,

Рвать начинает и метать,

Всё ж побеждённой хочет стать.

Когда ж защита не спасает,

Боится «да» сказать, но чает,

Что силой смогут захватить[71].

Так ей обязанной не быть.

Он спал с ней – вывод налицо.

К тому ж забрал моё кольцо,

Что на персте она носила,

Увёз, мне нестерпимо было.

Всё выхлебал вино при этом,

Нанёс большой урон паштетам,

Хранимым мною про запас.

И вот, как видите, сейчас

Я с ней квитаюсь куртуазно.

Безумству кара сообразна:

Впредь неповадно будет ей.

Представьте ж гнев в душе моей,

Когда понять мне всё пришлось,

Оправдана такая злость.

Я объявил, что впредь ни дня

Ей не кормить овсом коня,

Не быть коню в подковах, в холе;

Что у самой не будет боле

Ни платья, ни плаща иного,

Опричь носимого покрова,

Пока насильника в бою

Не обезглавлю, не убью».

Ответил дерзко Персеваль:

«Мой друг, ты лучше гнев умаль,

Она свершает покаянье.

Я вырвал у неё лобзанье,

Чем столько бед ей причинил,

Я и кольца её лишил.

Однако, верь мне, сверх того

Не учинил я ничего.

Вина ж попил и, было дело,

Съел полтора паштета смело,

Ведь был бы дураком полнейшим,

Коль погнушался бы вкуснейшим.

– Клянусь главой, – сказал Гордец, –

Во всём признался ты, наглец,

Довольно странным заявленьем

И заслужил тем дерзновеньем

Смерть и по праву и сполна.

– Не так уже близка она,

Как мнишь ты», – молвил тот сурово.

Затем, не говоря ни слова,

Они помчались друг на друга.

Столкнулись так, что стало туго,

И разлетелись копья их,

А всадники с коней своих,

Не удержавшись, наземь пали.

Одним прыжком на ноги встали,

Мечи достали и сошлись,

Разить друг друга принялись.

Был бой всё жарче, всё безумней.

Его описывать к чему мне?

Так много времени уйдёт.

У поединка был исход,

Как де ла Ланд лишился сил.

Гордец пощады запросил.

Противник, помня слово в слово

Урок наставника благого,

Что след щадить нам чести ради,

Коль рыцарь просит о пощаде,

Сказал: «Пощады я не дам,

Пока не пощадишь ты сам

Свою подругу. Я порукой,

Что незаслуженною мукой

Казнишь её ты столь жестоко».

Тут рыцарь, как зеницу ока

Любивший спутницу свою,

Ответил: «Всё я признаю,

Ей извиненья приношу.

Что б ни велели, поспешу

Исполнить ваши приказанья.

Из-за меня её страданья,

И в сердце оттого печаль.

– Отправься, – молвил Персеваль, –

В своё ближайшее владенье,

Там дай свершить ей омовенье,

Чтоб стала вновь цела, здорова.

Как будет девушка готова,

Одета, убрана, пойди

Её к Артуру проводи.

Монарха от меня приветишь

В том виде, как отсель уедешь.

Коль спросит, по чьему приказу,

Об Алом Рыцаре ты сразу

Скажи ему, ведь это я

Им стал по воле короля

С подсказки Кея-сенешаля.

А за всё зло, за все печали,

Что ей принёс ты, я велю,

Чтоб всё поведал королю

Публично пред его двором

Так, чтоб все слышали о том,

Не исключая королеву,

И даму каждую, и деву.

А среди них есть чаровница,

Мне всех дороже та девица,

Поскольку я в ней вызвал смех,

За что пощёчину при всех

Отвесил ей жестокий Кей.

Её разыщешь, скажешь ей,

Что я ей передать велю,

Мол, не предстану королю,

Пока за это не отмщу я.

Доставишь радость ей большую».

И тот сказал не прекословя,

Что он исполнит все условья

И веленное передаст.

Пока же всё, на что горазд,

Приложит в тщательных заботах,

Чтоб дать подруге лучший отдых,

И сам с охотою большой

Её под кров доставит свой,

Чтоб обрести покой желанный

И залечить свои же раны.

И Персеваль: «Ну что ж, езжай,

Но впредь мне больше не мешай.

Я тоже на ночлег поеду».

На том окончили беседу.

Никто не мешкал, прямиком

Они разъехались молчком.

Тот для подруги и купанье

И дорогое одеянье

Устроил так, как подобало,

4000

И та красавицей вновь стала.

А после с нею вместе он

Поехал прямо в Карлион[72].

Король Артур там двор держал.

На торжества он приглашал

Три тысячи достойных самых.

И вот при рыцарях и дамах

Пришедший с девой объявил,

Что пленником сюда прибыл.

И королю сказал тогда ж:

«Сир, я отныне пленник ваш,