Пермские этюды - [4]

Пермский период был выделен Мурчисоном после его второй русской экспедиции, прошедшей по Уралу в 1841 году. Эта экспедиция была финансирована русским правительством. Николай I лично не раз беседовал с Мурчисоном и даже предлагал ему перейти на русскую службу инспектором по геологическим исследованиям империи. Петербуржская академия наук избрала Мурчисона действительным — единственным за всю историю! — а не почетным членом. В 1844 году Пермский период был утвержден на собрании Французского геологического общества. В экспедиции по Уралу Мурчисона сопровождал молодой кадет Николай Иванович Кокшаров — будущий минералог-кристаллограф и академик. Экспедиция прошла по пути Ермака и семь — семь! — раз пересекла Уральский хребет.

Для Мурчисона Россия навсегда осталась прекрасной и близкой страной. В память о ней одна из комнат в его особняке на Белгрейвсквер в Лондоне называлась «русской», и в ней вместе с золотой табакеркой и вазой из авантюрина — подарками Николая I — висел портрет дворняжки по имени Жулик, привезенной из России. Во время Крымской кампании 1855–56 годов Мурчисон не побоялся принять сторону защитников Севастополя, вопреки общественному мнению лондонского высшего света. Но больше всего о его любви к России, к простым русским людям, сопровождавшим экспедицию, говорят строки из мемуаров: «…посреди такого народа исчезает и самая мысль о невозможностях и затруднениях… Было ли ложе какого-либо потока маловодно, он превращался чудом в судоходную реку. На местах мелководных перетаскивали крестьяне лодки, оживляя труд громкими песнями. Стояла ли погода сухая или мокрая, знойная или холодная, никогда не было ропота, и „можно“ — было единственным отзывом этих необыкновенных людей».

Камский мост

В понятие «мост» человек всегда вкладывает что-то доброе. Человек придумал великое множество технических диковин, служащих разъединению людей, но мосты всегда соединяют. Не случайно все революции и гражданские войны начинаются с того, что заговорщики, зачинщики рвут народ на части — штурмуют телеграфы и мосты. Как говорится, разделяй и властвуй. И мосты, как Россия, покорно подставляют спины, вековечно надеясь, что плеть отгуляет и уйдет, а труд и солнце останутся. Скажите, ведь правда же, что движению по мосту всегда сопутствует какое-то доброе, порою почти незаметное движение души? В мостах есть тайное величие и глубинная значительность.

Писатель Константин Мелихан придумал такое сравнение: мост похож на скелет динозавра, который умер в прыжке с одного берега на другой. Сравнение изящное, но в нем нет души. Мосты — это всегда жизнь, это братство. Мосты — это мысль об общей, неделимой земле людей, обросшая сталью, как на этой странице она обрастает словами. Мосты — это строки поэмы о едином человечестве, и камский мост — одна из самых пронзительных строк.

Он был построен в конце прошлого века. Тогда через Каму в Сибирь перешагнула железная дорога, и первый мост дугами своих пролетов расчертил черную даль. Простоял этот мост двадцать лет — до 1919 года.

Зимою 1918-го белые вышибали из Перми красных. В морозной, искристой ясности декабрьского дня до самого светлого неба поднимались темные столбы дыма. Город горел. В нем раздавался пулеметный бой, трещали винтовки, ахали пушки. Красные откатывались на правый берег. Мост они взорвать не успели. Не потому, что были особенно благородны: война шла гражданская, воевали все и воевали одинаково — жестоко и несправедливо. Просто в последнюю очередь из города прорывались эшелоны с ранеными, а по рельсам, еще гудящим от их колес, уже грохотали колчаковские бронепоезда. И мост уцелел.

Летом 1919-го красные вышибали из Перми белых. Отступая, белые взорвали камский мост. Ажурные пролеты рухнули в камские волны.

А мост был нужен позарез. Нужен не только красным — нужен России, а она никогда не исчерпывается флагом, который над ней водружен. Мосты были нужны необъятным российским просторам, как реи — парусам.

И вот через Каму двинулись паромы — обычные баржи с рельсами на палубе, которые швартовались к эстакадам на берегу. Тоненькой струйкой Россия начала просачиваться в бескрайнее море Сибири.

Но кончилось лето, прошла осень. Лед перекрыл Каму. Тогда, конечно, еще не было КамГЭС, которая может регулировать спуск воды из водохранилища, менять уровень реки и в одночасье ломать ледяные поля. Вмороженные в лед, застыли баржи-паромы. Ледяная трещина вновь отколола Сибирь, как во времена Ермака.

И тогда пермские речники начали строить мост изо льда. Такого еще мир не знал. На потрескивающую реку выволокли насосы, пешнями пробили проруби. И вскоре сверкающий вал протянулся от берега до берега. Поверху проложили рельсы, и первый паровоз, дрожа от ужаса, пополз над пропастью. А за ним уже потянулись изнуренные ожиданием эшелоны. Все было против человека. Река легла преградой у его ног, и мороз не давал штурмовать эту преграду. Но человек вцепился в свою злорадствующую судьбу и поставил ее вверх ногами. «Делайте добро из зла, потому что больше его делать не из чего».

И рядом же кипело строительство железного моста. В полыньях плескалась черная вода, на снежных застругах крутилась поземка, сосновые бора Закамска трещали от стужи, а люди обмороженными руками укладывали кирпич в разрушенные быки, поднимали разорванные стальные фермы. Мост, как животное со сломанным позвоночником, вопреки всем законам природы, выпрямлял свой хребет. Ленин лично благодарил строителей камского моста.