Пермские этюды - [3]

Мурчисон

Иноземцев разных-всяких премного повидали пермские мужики. Даже поговорку сложили, ибо из кажной державы гость за своей выгодой на Урал катил: агличанин — заводчанин, из неметчины — на заплечины, хранцуз — барчукам догруз. Агличане все на заводы перли — в Мотовилиху на кузнечный бой, в Тагил или на Шайтанку — к домнам. Немцы — те в службу ехали, приказчиками наниматься, барское добро воровать да мужика сечь. Ну, а хранцузы больше по Строгановым, Демидовым, Шуваловым мамзелей языкам и танцам учили, да с беспутными сынками барскими гусарствовали день и ночь.

Однако ж про этого агличанина предупредили — мол, ученый знатный, все науки превзошел и теперича землю вглубь до самого пекла прокопать решил. И ученых путешественников тоже помнили пермские мужики. Академик Паллас, царство ему небесное, добрый человек был, и не скажешь про него, что веры басурманской. Другой тут гарцевал — Александр фон Гумбольдт — так тот с горящими глазами промчался, там камень поднял, тут яму копнул, и уж нет его. Лицо-то у него хорошее, хоть и немец, да на эдаком галопе человека не раскусишь. В общем, с усмешкой ждали в Перми аглицкого Мурчисона. Может, ему и впрямь поперед смерти в пекло попасть приспичило, только слухи-то в Расее пораньше царевых указов доходят. Болтали, будто на самом-то деле едет агличанин драконьи кости копать. Мол, ихний римский папа повелел испытать, что за зверь-ящеры тот свет стерегут. И брехали еще, что сам государь-анпиратор отвалил на эдакую богомерзкую затею тыщ немерено. За эти тыщи мужики ему бы костья-то каменного возами наволокли! А откуда Мурчисону деньги взяли? Вот и смекайте, братцы: не иначе как новой податью баре одарят, на изучение драконья, чтоб им и в аду в сатанинские зубы чегонь-то заместо себя пихнуть. Так что доверять этому Мурчисону — ни в жисть.

Июля второго дня припылил. Холеный, гладкий, с ним свита человек с десяток. Весь из себя важный, павлином вышагивает. Вроде, и не спешит никуда, а в первые же дни и в Сылве, и в Усолье, и в Соликамске успел побывать. Шустрый агличанин! Сам капитан Карпинский, уважаемый мужиками человек — привез ему показать каменюки, на Чусовой наломанные. Призадумались после этого мужики. Может, чего не так зазря про человека наперед решили? Ну да ладно, долгая дорога российская сама рассудит, а в дорогу эту и анпиратор без мужика не поедет.

Точно. С артелью приказных двинул Мурчисон по Сибирскому тракту через Кунгур, Златоуст, Бисер на Екатеринбург. Мужики работу справляют, а сами приглядываются. И получается, что Мурчисон этот человек неплохой. Ласковый всегда, обходительный, хоть по-русски ни бельмеса и не смыслит, а всегда дослушает мужика со вниманием, а уж потом ему кадет Николенька переводит. И не лается никогда, не говоря уж, чтоб по мордасам дать. Поднимается до свету, рыщет по делам своим, сам камни долбит кайлом, не трусит в шурф спуститься и спать укладывается последним. Водки не пьет, и чистюля — не всякая баба сравнится. Такого черти на сковороду потащат, дак он им: абаждите, мол, любезные, дозвольте порты постирать, в грязных не могу жариться!.. На постоялых дворах всегда проверит, как артель устроена, у костра из общего котла хлебает, табачком угощает, а уж как Николенька песни затянет, так до слезы проникается. «Вечерний звон» даже на свой лад подтягивал.

От Екатеринбурга поехали на Невьянск, Тагил, Кушву, до горы Благодать и на Серебрянский завод. Лето жаркое выдалось, Серебрянка-река пересохла, так горное начальство велело плотину открыть и спустить для Мурчисона всю воду, которую в пруду для дела и осень, и зиму, и весну копили. За три версты до Чусовой лодка перевернулась, Мурчисон же из всего добра не за кошелем ринулся, а за книжкой своей, в которой строчил всю дорогу. От Усть-Серебрянки по Чусовой до Койвы, дальше — по Койве снова на Бисер, через двугорбую Качканарскую гору дунули на Нижнетурьинск и Богословский рудник, и с него — в Екатеринбург. А оттуда неугомонный агличанин велел везти в Кыштым, Златоуст, на Ильмень-горы, в Оренбург, в Бугульму и дальше в башкирские земли да калмыцкие степи.

Прикипели мужики душой к славному агличанину Мурчисону. Насели на кадета Николеньку Кокшарова: расскажи, что за человек? Того долго упрашивать не надо, ему агличанин — как Андрей Первозванный. И рассказал Николенька дивные вещи. Будто бы тыщи тыщ лет назад земля Пермская совсем другой была, и плескался здесь море-окиян, и водились престрашенные гады-чудища, которых костье мужики по темноте своей за драконье принимали. И вот хочет Мурчисон всем ученым людям доказать, что было такое время. А время это он называет Пермским. «Так что, мужички, — говорил кадет Николенька, — не для папы римского мерзнем и мокнем, и не токмо для одного Мурчисона, а для любезного отечества и для родной земли. И не агличанину нас, а нам его благодарить надо за то, что ради света истины он в нашу тьмутаракань прорвался». «Дак мы не гордые, — отвечали мужики, — дак уж постараемся ему для такого дела, ты не сумлевайся, это можно!..»

Родерик Импи Мурчисон (1792–1871) — известнейший английский геолог. В молодости он мечтал о карьере военного, потом ушел в отставку и лишь в 33 года — знаменательный возраст! — заинтересовался геологией. Ему принадлежит честь открытия трех — трех! периодов в геологической истории нашей планеты: Силурийского периода, Девонского периода (совместно с Седжвиком) и Пермского периода.