Пермская шкатулка - [97]

Шрифт
Интервал


256

РОЖДЕНИЕ БЛИСТАЮЩЕГО МИРА

Переезжая из города в город, из страны в страну, я повиновался

силе более повелительной, чем страсть или мания. Рано или поздно, под старость или в расцвете лет, Несбывшееся зовет нас, и мы оглядываемся, стараясь понять, откуда прилетел зов. Тогда, очнувшись среди своего мира, тягостно спохватясь и дорожа каждым днем, всматриваемся мы в жизнь, всем существом стараясь разглядеть, не начинает ли сбываться Несбывшееся? Не ясен ли его образ? Не нужно ли только протянуть руку, чтобы

схватить и удержать его слабо мелькающие черты?

Александр Грин

Жизнь Александра Грина была полна невзгод, мытарств и приключений. В 1900 году Грин работал в Перми в железнодорожном депо, а затем на золотых приисках графа Шувалова в окрестностях поселка Пашия Горнозаводского района Пермской губернии. Кажется, именно там, на прииске, Грин родился как писатель. В «Автобиографической повести» он писал об этом времени так:

«…Я отправился на вокзал, где договорился с кондуктором товаро-пассажирского поезда. Я дал ему сорок копеек; он посадил меня в пустой вагон и запер его. У меня были хлеб, колбаса, полбутылки водки. Пока тянулся день, я расхаживал по вагону, мечтал, и курил, и не зяб, но вечерам ударил крепчайший мороз, градусов 20. Всю ночь я провел в борьбе с одолевающим меня сном и морозным окоченением; если бы я уснул, в Перми был бы обнаружен только мой труп. Эту долгую ночь мучений, страха и холода в темном вагоне мне не забыть никогда.

Наконец, часов в 7 утра поезд прикатил в Пермь. Выпуская меня, кондуктор нагло заметил: «А я думал, что ты уж помер», — но, радуясь спасению, я только плюнул в ответ на его слова и, с трудом разминая закоченеви^е ноги, побежал на рынок в чайную. <…>

Как у меня не было денег, то я обменял свою баранью шапку на старую из поддельной мерлушки, получив 20 копеек придачи, и напился чаю с баранками, а затем, около 9 часов, пошел с письмом отца к Ржевскому, магазин которого находился на главной улице города.

Прочтя письмо отца, Ржевский, замкнутый, спокойный поляк лет сорока, пошептался с женой, и она передала меня какому-то старичку, может быть, ее отцу или отцу Ржевского. <…>

Наконец, я был в столовой… Я выпил стакан чая с молоком в серебряном подстаканнике, съел колбасы, сыру, и, когда, куда-то уйдя,

257

человеку проникнуть в глубину души своей и вынести оттуда убеждение, что в нем существует нечто заветно-светлое.

На простодушном Илье выверял свои фантазии Александр и невольно приходил к уверенности в своем праве на вымысел. Дурная выдумка не могла бы вызвать сочувствия у отзывчивого и добродушного Ильи.

Может быть, так и приходит к человеку призвание. Он что-то сделал первый раз. И получилось. И кому-то это понравилось. Кто- то тебя признал, поверил в тебя. И появилась вера в себя, в свое умение.

Как знать, возможно, там, в тайге, в нескольких верстах от Па- шии, в бревенчатой избе под могучим разлапистым кедром, и родился небывалый писатель Грин, автор несравненных «Алых парусов», «Бегущей по волнам», «Блистающего мира».

Борис Леонидович

Пастернак

(1890–1960)

Русский поэт. В 1958 году ему была присуждена Нобелевская премия в области литературы «За выдающиеся достижения в современной лирической поэзии и на традиционном поприще великой русской прозы».

Пастернак, один из немногих, не жертвовал лицом ради положения, а достойно исполнял свою миссию художника. Ему приходилось тяжело: до самой смерти его травили, но он помнил — и декларировал: «Дарование учит чести и бесстрашию, потому что оно открывает, как сказочно много вносит честь в оощедрамати- ческий замысел существования».

В 1916 году Борис Пастернак приехал в Пермскую губернию. Он жил во Всеволодо-Вильве, потом в Тихих Горах на Каме. Молодой поэт навсегда запомнил и могучую реку, которая «выходила с севера вся разом», и звезды морозной ночи над снежным полем, и ямской стан в лесу, и огни Мотовилихи, и вид на Каму с виадука, и Любимовские пристани. Он вобрал в свою память уральские реки, тихие пристани, леса, шиханы, поселки, города — весь «Урал впервые». И все это потом очнулось, ожило в стихах, в прозе, в романе «Доктор Живаго». А роман будет опубликован огромными тиражами в разных странах мира, позднее всего — в России.

Во Всеволодо-Вильве, судя по письмам Пастернака к отцу, был сделан окончательный выбор: не музыка, а литература станет делом жизни Бориса Леонидовича. Он пишет замечательные стихи: «Марбург», «На пароходе». Кама блистательно входит в русскую поэзию. Потом под именем «Рыньва» она чуть было не стала названием знаменитого романа — сохранился лист черновика с названием «знаменитой судоходной реки», на которой стоит город Юрятин. Речное имя Пастернак составил сам из наречия «рын» — «настежь», встречающегося в языке коми, и существительного «ва» — «вода». Река, распахнутая настежь, река жизни — поэтическая метафора.

Вот именно соотнесение речного простора с Вечностью и выделило прозу Пастернака из потока другой памятливой на детали прозы. Ибо мало запомнить. Мало даже суметь передать свои чувства и наблюдения. Пастернак с юности знал: «Книга есть кубический кусок горячей дымящейся совести… Без нее духовный род не имел бы продолжения».


Еще от автора Владимир Максимович Михайлюк
Город белых берез

Книга рассказывает о 50-летней истории города Березники, о его замечательных людях.


Рекомендуем почитать
Новому человеку — новая смерть? Похоронная культура раннего СССР

История СССР часто измеряется десятками и сотнями миллионов трагических и насильственных смертей — от голода, репрессий, войн, а также катастрофических издержек социальной и экономической политики советской власти. Но огромное число жертв советского эксперимента окружала еще более необъятная смерть: речь о миллионах и миллионах людей, умерших от старости, болезней и несчастных случаев. Книга историка и антрополога Анны Соколовой представляет собой анализ государственной политики в отношении смерти и погребения, а также причудливых метаморфоз похоронной культуры в крупных городах СССР.


Чернобыль сегодня и завтра

В брошюре представлены ответы на вопросы, наиболее часто задаваемые советскими и иностранными журналистами при посещении созданной вокруг Чернобыльской АЭС 30-километровой зоны, а также по «прямому проводу», установленному в Отделе информации и международных связей ПО «Комбинат» в г. Чернобыле.


Весь Букер. 1922-1992

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Антология истории спецслужб. Россия. 1905–1924

Знатокам и любителям, по-старинному говоря, ревнителям истории отечественных специальных служб предлагается совсем необычная книга. Здесь, под одной обложкой объединены труды трех российских авторов, относящиеся к начальному этапу развития отечественной мысли в области разведки и контрразведки.


Золотая нить Ариадны

В книге рассказывается о деятельности органов госбезопасности Магаданской области по борьбе с хищением золота. Вторая часть книги посвящена событиям Великой Отечественной войны, в том числе фронтовым страницам истории органов безопасности страны.


Лауреаты империализма

Предлагаемая вниманию советского читателя брошюра известного американского историка и публициста Герберта Аптекера, вышедшая в свет в Нью-Йорке в 1954 году, посвящена разоблачению тех представителей американской реакционной историографии, которые выступают под эгидой «Общества истории бизнеса», ведущего атаку на историческую науку с позиций «большого бизнеса», то есть монополистического капитала. В своем боевом разоблачительном памфлете, который издается на русском языке с незначительными сокращениями, Аптекер показывает, как монополии и их историки-«лауреаты» пытаются перекроить историю на свой лад.