Перламутр - [5]

Я оттолкнул в сторону какую-то старую ведьму, вопящую гадким надтреснутым голосом о возмездии. Ведьма отлетела к стене, щелкнули вставные челюсти. Выбросив вперед иссохшую руку, она взвыла:

— Внемлите, внемлите! Это сатана! Он пришел собрать урожай наших душ!

Я пообещал ей: когда она попадет в ад, я лично займусь ею. Старуха была в восторге — по-видимому, от избытка религиозного рвения, она пронзительно завизжала. Этот звук. Этот потрясающий звук триумфа!

Люди с криками, руганью и аханьями разбегались в разные стороны, освобождая мне путь.

— Прочь, прочь с дороги, печальные мудаки! — горланил я во всю глотку.

Я взбежал вверх по эскалатору, едва не столкнув вниз некоего явно закинувшегося мощными колесами типа, и выскочил под серый свод столичных небес. Прекрасная панорама безысходности. Прохожие оборачивались, живо реагируя на механически чеканящиеся предупреждения севшего мне на хвост патруля. Но у меня был Папа и с ним я был новым богом. С ним я вновь был богом — чертовски собой!

Константин припарковал свою угнанную развалюху — образец полнейшего отсутствия стиля ушедшей эпохи — на обочине, напротив низкопробного ларца «Религии на любой вкус». Я подскочил к машине и рванул заднюю дверцу. Константин обернулся с переднего сиденья, кружевная рубашка расстегнута, оголяя белую линию ключиц и ямочку, в которой, словно в сети из кошачьих шагов, дремал рыбий глаз.

— Где Папа?

— Папа у меня. А теперь рви прочь! Рви так, точно за тобой спустили свору псов Преисподней!

— Вау! Клевая тусня! — Это была нимфетка.

Девчонка пристегнула ремень безопасности, ее кукольное личико светилось от предвкушения. Я начинал понимать, почему Константин выбрал ее. Парочка развратных оторв. Они верили в то, что хотели, брали от жизни по максимуму, выжимали из нее все соки. Дети были очаровательны в своей безбожности. И они эксгумировали мое сердце — я вновь был самим собой. И револьвер вновь пел в моей руке.

Да, черт, все просто зашибись! Клевая тусня!

Бритоголовый малыш сидел рядом со мной и судорожно впивался пальцами в острые коленки.

— Лови кайф, детка, — посоветовал я ему. — Пристегнись и лови, мать твою, кайф.

Машина с визгом сорвалась с места, сшибая табличку: «ПАРКОВКА ЗАПРЕЩЕНА».

— На кой черт ты их соблазнил? На кой черт ты раздразнил синих?! — заорал Константин, выворачивая руль и чудом не размазывая по асфальту переходившую через дорогу стайку старья из дома престарелых. Они бросились на асфальт, словно ища поддержки и утешения в его непоколебимой тверди. — Чертовы мумии! — возопил входящий в кондицию маньяка парень. — Смерть — это высшая идея! Смиритесь со своей ветхостью!

У тощего старикана в малиновом котелке пошла пена изо рта. Константин демонически захохотал и ударил по газу. Я убрал руку от револьвера, простив чуваку его слабости.

Мы пронеслись мимо черного рынка, вниз по склону, к планетарию, и еле вписались в поворот направо. Архисложный маневр, особенно когда за рулем минус-человек плюс-маньяк. Черный зев туннеля сомкнулся вокруг нас. Голограммы, мигающие стрелки, предупреждения, лимиты — яркие звезды на черноте бетона. Здесь царило оживленное движение — организованный хаос.

На светофоре к нашей машине подскочили какие-то сектанты, размахивая брошюрками и мини-библиями. Очень скоро терпение Константина приказало долго жить — поливая все непечатными словами, черноволосый рванул с места так, что машину повело, сектанты с криками отскочили прочь, порыв ветра вырвал у них из рук листовки и закружил в страстном танце. Константин врубил четвертую передачу и, распевая молитвы, понесся к свету, к кислотной серости столицы. Погони не было, но ему давно было плевать — он просто нарушал все возможные и невозможные правила, несся по заасфальтированным артериям Районов Упадка и, неизменно хладнокровный, наслаждался вседозволенностью.

Девочка наклонилась и поцеловала его. Он положил руку с массивными перстнями ей на колено.

Они были иконами классики. Вампир и Лолита.

Нами с Агнией, какими мы когда-то были.

* * *

Огромная алеющая буква «Ф» накачивала воздух демоническим свечением, зависнув над нашими головами. Сладкие обещания о таящей во рту булочке, пикантном кетчупе, выращенной в огромных чанах псевдоплоти (Без сосудов, сухожилий, страха — чистый продукт! Друг, не отказывай своему будущему!), а также о калорийных синтетических начинках и обжигающем каппучино. Вы должны это попробовать!

Мы с трудом вписались во въезд на стоянку фаст-фуда, Константин дал по тормозам, и машину здорово дернуло. Туман пламенел, отсвечивая алым. Не воздух, а сгусток клубничного желе. Человек-Цыпленок любил всех, кто приезжал к нему на «Ферму» отведать его гипернатуральные продукты. А особенно он любил маленьких детишек — девочек и мальчиков, — когда они залазили на его пушистые коленки и нашептывали о своих мечтах. Подонок отсидел за педофилию, что, впрочем, сделало его еще более популярным. Голограмма его оперенного лика раскачивалась рядом с божественной «Ф», нависая над улицей подобно призрачной эманации.

Дети не скрывали свой страх к троллям, в то время как страх к Человеку-Цыпленку хранили под матрасами вместе с молочными зубами и крышечками от содовой.