Перламутр - [2]

— Я буду ждать. — Я был немногословен, твердо держа ружье.

Ангел располагал лишь стильными очками и кастетом. Не густо, если хочешь иметь дело со мной.

— Уходим.

Хорошее решение. Возлюби ближнего своего и катись ко всем чертям.

Типы заскользили по лестнице. Ангел в стильных очках обернулся и поцеловал воздух, словно целовал Господа Бога. Все верно, я не питал сомнений — он непременно вернется. За мной.

Это были ангелы со стремлением к смерти. Всеобъемлющий изысканный танатос; такие отморозки постоянно мелькают на кладбищах и рок-шабашах. Пески — их Небеса, где они закидываются мощными психотропными средствами и страхом своих жертв. Они презирали всех и вся и не стеснялись говорить об этом.

Я собрался закрыть дверь в свою нору, когда детка, та самая, всклокоченная блондинка, подскочила ко мне и вцепилась в дверь. Я хотел ударить ее, но к ней присоединился Константин. Зализанные черные волосы растрепались, пряди прилипли к щекам. И что-то было в его глазах такого, что сразу напрягло меня — какая-то дурная идея, плохой сон, сгусток навязчивого непотребства. Чувак был немного не в себе.

— Чем ты закидываешься? Выглядишь как дерьмо.

Он ласково смотрел на меня:

— Послушай, Феликс. Нет-нет, послушай меня!.. Послушай, что я тебе скажу! Ты был прекрасен с теми торчками. Как всегда дьявольски очарователен и любезен. Шикарный с головы до пят. Мы ненадолго, дружище.

— Иди и трахни себя. Никакого дела. Я завязал.

— Это насчет зерна, дружище.

Я начинал злиться. Ружье уперлось Константину в грудь.

— Я, мать твою, сказал — никакого дела.

— Опусти ружье, любовь моя. Дай детям то, чего они хотят.

Я обернулся.

Агния стояла в прихожей. На тонкое, будто стебель, тело накинута моя рубашка. Трогательная в своей беспомощности. Я бросился к ней. Она была слишком слаба. Этот пожар… пожар в ее волосах и на коже, заставляющий меня стискивать зубы, чтобы не завопить от отчаяния. Тату ползало по ее телу, медленно, но неуклонно распространяя свой огонь.

Я бережно поднял Агнию и отнес в спальню. Обвив руками мою шею, уткнувшись лицом мне в грудь, она что-то мелодично нашептывала — мантры о вчерашнем дне. Уложив ее на кровать, я укрыл ее, и она тут же заснула, ее опьяненный технологией разум унесся в лучшие места. По крайней мере, я надеялся на это.

— Что с ней?

Я обернулся. В дверях спальни застыла подружка Константина. При всем моем желании я не мог врезать ей.

— Что с огненноволосой? — повторила нимфетка, надувая губки.

— Она заболела, — вырвался из моих уст легких шепоток. Мой кулак разжался.

Что-то обожгло запястье. Я опустил взгляд.

Побег перламутра любовно затягивался вокруг моего запястья, завоевывая новые территории — мое тело. Кожа поддалась и лопнула. Побег скользнул в мое запястье! Я попытался ухватить его, но серебристый кончик уже скрылся под кожей. Побег вполз в мое тело как в новый храм. Была мысль пойти на кухню, взять нож и вырезать паршивца из себя, но Агния дышала так тихо… Сжав запястье, я присел на кровать. Кровь сочилась сквозь пальцы. Поздно что-либо менять. Когда ты позволяешь такому происходить с тобой, ты становишься типом без шансов, заражаешься непрошибаемым пофигизмом.

— Хорошо, любимая, я дам детям то, чего они хотят.

Кажется, ее сон постепенно затягивал и меня.

* * *

— Помню, она стояла на самом краю, сжимая в одной руке мобильный, в другой — пачку сигарет. На ней было дешевое синтетическое платье и тонкий обод в длинных волосах. Волосы — живой огонь, острые специи — натянул ветер, и они били ее по плечам и лицу. Она увидела меня, шевельнула губами в полуулыбке и отвернулась, пачка сигарет полетела вниз, в реку, вслед — мобильный. Восемь цифр, которые она набрала, стоя за ограждением, оказались номером моего телефона. Судьба или чем бы это ни было, свела нас на мосту через Канал Грешников. Двое незнакомцев. И я влюбился до умопомрачения. Полюбил ее с первого взгляда… В тот стылый октябрьский вечер никто не сорвался вниз. Я спас ее, как чертов герой, храбрый ублюдок. Оттащил от ограждения. Она не кричала, не ругалась, просто обняла меня, пока я вел ее вдоль автострады, овеваемый смрадным ветром и грохотом проносящихся мимо машин. Можете быть уверены, именно так все и было. Но теперь наноогонь забирает ее у меня, и я беспомощен. Он забирает то, во что тоже однажды влюбился.

— Она не человек.

— Больше нет, — улыбнулся я.

Константин стоял у окна, сунув руки в карманы своих мегаобтягивающих кожаных штанов, глядя на прослойки песка цвета сливочного масла — результат деятельности предприятий по производству пищевых добавок. Он любил носить кожаные шмотки на голое тело. Молодой, стремительный, готовый к приключениям, легко увлекаемый, его постель — свободная территория. За парнем тянулся ярко-красный шлейф; его душу уже не спасти.

Блондинка промывала рану на лице мальчишки. Девочка от силы лет восемнадцати. О ней я знал лишь то, что Константин нашел ее на черных фермах, где она торговала нелегальными проклятиями. Я то и дело ловил на себе взгляд ее лунатических глаз — нимфетка украдкой поглядывала на меня сквозь упавшие на лицо светлые пряди. О, сразу видно, она осознавала, что нравится окружающим, и безбожно пользовалась своей дьявольской притягательностью. Пользовалась даже тогда, когда знала, что в соседней комнате, унесенная технологической лихорадкой, спит моя девушка.