Перикл и Аспазия - [15]

;

Ну а вы соленой рыбой меньше заняты, чем ею.

На базаре даже стали о тиранах все кричать.

Ты себе торгуешь карпа, не салакушку — сейчас;

Продавец дешевой рыбы тут же рядом заворчит:

«Этот, кажется, припасы выбирает, как тиран…»

Ты прицепишься к порею, чтоб приправить им сардель, — На тебя взглянувши косо, зеленщица говорит:

«Ишь, порею захотелось! Иль тираном хочешь быть?

Иль должны тебе Афины дань приправами, платить?»

Бделикиона поддерживает его собеседник Ксанфий:

В полдень к девке непотребной я зашел вчерашний день.

Оседлать со собрался, а она озлилась вдруг;

И вскричала: «Как! Ты хочешь Гиппием-тираном быть?»[12]

Исход первого в истории Афин голосования никого не удивил. Чаще всего упоминался некий старец по имени Гиппарх. Сомнительно, чтобы этот человек когда-либо думал об установлении тирании, но его связывало с семьей Писистрата дальнее родство. Он подозревался в тайных связях с врагом во время персидского нападения.

Уже через год, весной 486 г. до н. э., к народу снова обратились с вопросом о возможном тиране, и снова состоялся «суд черепков». На этот раз удар был нанесен Мегаклу. Два года спустя в изгнание отправился его шурин и ближайший соратник Ксантипп. Сохранились черепки с их именами, выброшенные куда-то в развалины. Надписи, нацарапанные явно неумелой рукой, лаконичны: «Мегакл, сын Гиппократа из Алопек», «Ксантипп, сын Арифрона»). Этого было вполне достаточно — все знали, о ком идет речь.

Когда Ксантипп покидал родину и семью, его младшему сыну Периклу было около десяти лет. Мальчик уже должен был понимать, что произошло несчастье: его отец и дядя потерпели политическое поражение. Задумывался ли тогда маленький Перикл над удивительными судьбами Алкмеонидов и связанных с ними людей? Почти 50 лет назад их изгнал тиран Писистрат, еще через 25 лет они сами выгнали его сына Гиппия, а сейчас их лишал родины афинский народ, обвинив в стремлении к тирании и сговоре с тем же Гиппием.

Так в течение всего нескольких десятков лет со сцены сошли не только Мильтиад, но и его враги. Это вовсе не было делом случая или проявлением стихийной неприязни масс к людям, поднимавшимся над толпой (хотя такую неприязнь и создавали, и использовали). Широкой политической кампанией втайне руководил один человек, действующий жестоко и расчетливо. Когда было нужно, он вступил в союз с Алкмеонидами и уничтожил вождя аристократов, победителя персов под Марафоном. Потом напал на Гиппарха. Даже если бы Алкмеониды и захотели, они были бы не в состоянии защитить Гиппарха, так как в глазах народа он был явным сторонником старой тирании. А когда Мегакл и Ксантипп остались на политической арене одни, удар был нанесен и по ним. Им снова припомнили щит, блеск которого видели под Марафоном. Поэтому нет ничего удивительного в том, что тысячи рук нацарапали на черепках сначала имя Мегакла, а потом и Ксантиппа.

За этим человеком шли массы, ибо он умел приобрести их доверие. Именно он был автором знаменитого закона 486 г. до н. э., в котором говорилось: «Архонтов больше не будут выбирать старым способом. Ежегодно будут назначаться пятьсот кандидатов, причем не только среди богачей, но и среди людей среднего достатка. Жребий покажет девятерых из них, которые займут высшие посты в государстве».

Должность, получаемая в сущности по воле слепого случая, утратила свое былое значение. До сих пор ее получали выходцы из знатных родов, теперь же в коллегию архонтов были допущены представители широких слоев населения, и она потеряла свой блеск. Зато повысился престиж поста, который по-прежнему получали в результате выборов, т. е. стратега.

Не смея открыто нападать на такого влиятельного политика, завистники давали выход своему недоброжелательству в распространении злобных сплетен. Говорили, что у него болезненное честолюбие, и выдумывали даже причины, по которым оно расцвело столь пышным цветом. Например, вспоминали, что хотя по отцу новый предводитель народа и происходит из старинного рода Ликомедов, но он не чистокровный афинянин, а его мать, кажется, даже не гречанка. Двусмысленность своего положения будущий вождь болезненно прочувствовал еще в мальчишеском возрасте, когда занимался спортом не в одном из городских гимнасиев, а в гимнасии на Киносарге, за городскими стенами, куда принимали детей от смешанных браков. Именно тогда, по мнению многих, у него появилась мечта подняться выше самых знатных родов Афин. Другие злопыхатели добавляли, что просто внешнее уродство заставляет его искать удовлетворения в прелестях власти. Но даже самые яростные враги признавали, что этот политик — светлый ум и прекрасный оратор.

Новый руководитель афинского народа был почти ровесником Ксантиппа. А звали его…

Фемистокл

Изгнанным Алкмеонидам жилось не так уж плохо. Друзей они имели во многих городах, а доходы от имений текли к ним, как и прежде. И все же люди сожалели об их судьбе и осуждали афинян за неблагодарность. Когда однажды во время игр в Дельфах победили кони Мегакла, поэт Пиндар — певец спортивных успехов знати — сложил такую оду:

Державные Афины — Лучший зачин,

Воздвигаемый песнопениям Конному роду могучих Алкмеонидов.