Перикл и Аспазия - [14]

Совершенно иначе объясняли происшествие паросцы: «Афиняне заняли наш остров и захватили всех, кто не успел скрыться в городе. Среди пленников оказалась одна женщина по имени Тимо — жрица богини Деметры. Ее святыня стоит на холме за городом. Так вот, эта Тимо через несколько дней попросила о встрече с Мильтиадом и сказала ему: „Захватишь город, если войдешь в святыню и совершишь там определенный обряд!" Мильтиад согласился, хотя прекрасно понимал, что, сделав так, как советовала ему жрица, он совершит двойное святотатство. Во-первых, потому, что святость каждого божества, особенно богини подземного царства, неприкосновенна; а во-вторых, в этот храм нельзя входить не только чужим, но даже нашим мужчинам. Такое право имеют только женщины, да и то в определенные дни. Когда вождь поднялся на холм, он увидел, что калитка закрыта. Перескочив через ограду, он вошел внутрь. Возвращаясь тем же путем, Мильтиад упал и поранил ногу. С тех пор он чувствовал себя все хуже и хуже. Рана не затягивалась, а городские стены так и не были разрушены. Наконец, больной и отчаявшийся афинский вождь приказал отступать. Мы были уверены, что Тимо совершила предательство. Наши посланцы спросили у пророчицы Аполлона в Дельфах, как мы должны покарать Тимо. Бог устами оракула ответил: "Тимо сделала то, что надо было сделать для исполнения жребия Мильтиада"».

Так рассказывали жители Пароса, желавшие, чтобы греки видели в лице их врага святотатца, наказанного по воле богов.

В Афинах горько переживали случившееся. Вождь привел государство, освещенное лучами славы недавней победы, к позорному поражению от презренных островитян, выставил его на всеобщее посмешище и разорил, поскольку казна была вынуждена оплатить все деньги, истраченные на поход.

Поражение Мильтиада явилось спасением для Алкмеонидов. Никто уже не вспоминал о щите и предательстве под Марафоном, всех занимало только паросское дело. Могущественный род получил возможность расправиться со своим врагом. Снова выступил старый недруг Мильтиада Ксантипп, муж Агаристы. На этот раз он обвинил вождя в обмане афинского народа и потребовал смерти. Судебный процесс ввиду его особой важности проходил в присутствии всего народного собрания. Мильтиад не мог произнести речь в свою защиту, не мог даже стоять: загрязнение раны вызвало гангрену. Его внесли в собрание на ложе. Защищать Мильтиада взялись друзья. Собственно, они даже не защищали его, а молили о милосердии, напоминали о былых заслугах обвиняемого. Эти униженные просьбы дали определенные результаты. Народ, правда, счел, что победитель под Марафоном несет ответственность за события на Паросе, но даровал ему жизнь, присудив огромный штраф — 50 талантов.

Мильтиад вскоре после суда умер. Чтобы бросить тень на обвинителей, сторонники великого вождя заявляли позднее, что он заживо сгнил в тюрьме, безжалостно брошенный туда за неуплату штрафа.

Остракизм

Мегакл и Ксантипп понимали происшедшее так: обвинительный приговор Мильтиаду — это поражение Филаидов и всех родов, некогда составлявших партию Равнины. Наконец-то Алкмеониды снова выдвинутся на первое место в государстве. Кто же теперь осмелится вновь вспомнить дело о щите и сговоре с персами? Увы, они глубоко заблуждались. Правда, несчастье, случившееся с Мильтиадом, действительно подорвало влияние аристократов, но события последующих лет показали, что выгоду из этого извлекли вовсе не Алкмеониды.

Весной 487 г. до н. э. в народном собрании был поднят вопрос: «Нет ли в нашем государстве человека, замышляющего установить тиранию? И не полезно ли для общего блага назвать его имя?»

Каждый гражданин сообщит имя человека, который, по его мнению, имеет чрезмерные политические амбиции. Голосующих должно быть не менее 6 тыс. Тот, на кого придется наибольшее количество голосов, должен на десять лет покинуть пределы Аттики. Однако изгнанник не лишается ни гражданских прав, ни своего имущества.

Возможно, что такой закон ввел еще Клисфен, но только теперь он был применен на практике, поскольку народ принял это предложение. Было дано распоряжение провести голосование. Писали тогда на самом дешевом и наиболее доступном материале — черепках от глиняной посуды, называвшихся остраками; отсюда и происходит название этого необычного суда — «остракизм».

Жертвой остракизма могли стать наиболее преданные государству люди, единственной виной которых была большая популярность, естественно вызывавшая зависть. Страх перед тиранией по-прежнему сохранялся в массах афинского народа, а политики подогревали этот психоз, постоянно обвиняя друг друга в тиранических замыслах. Остракизм был наиболее действенным методом расправы с соперником, и никто не думал о том, что при изменении политической ситуации он сам может стать жертвой «суда черепков».

Страхи афинян перед тиранией часто вызывали насмешку. Вот как высмеивал их почти через пол века после первого остракизма в одной из своих комедий Аристофан:

Б д е л и к и о н:

Вам мерещатся тираны, заговорщики во всем,

Обсуждаете ль вы дело важное или пустяк;

Между тем о тирании уж полвека не слыхать