Периферия - [67]

— Возьмем наших автобусных кондукторов. — Николай Петрович начал с Катиных примеров. — Эти бойкие, тертые бабищи словно отбор прошли специальный. Работают через день. По моим подсчетам, за смену кладут в карман по двадцать рублей. И план выполняют при этом.

— Технология?

— Пять билетов делят на шесть. Не понял? Билет отрывается меньше по размеру, и, если вместо пяти оторвать шесть, на одном из них не будет номера. У меня целая коллекция безномерных билетов. Второй путь. Билет отбирается при входе, якобы для контроля, и продается снова.

— Видели. Ловили. И попадали внутрь заколдованного круга. Директор с громами и молниями увольняет ту, на кого мы указали пальцем. Все остальные дружно ее осуждают. Спектакль! Когда шторм стихает, провинившаяся тихо возвращается на свое место. Такими кадрами автопарк не разбрасывается.

— Делятся?

— Не сомневаюсь. Но этого мы никогда не доказывали.

— Устройте своего человека.

Носов снисходительно посмотрел на Ракитина, но постеснялся сказать: «Не учи ученого». Сказал другое:

— Пытались. Или у них чутье, или у нас утечка информации.

— Одновременный рейд по всем маршрутам. Тогда директор не отделается притчей о паршивой овце и о ее выдворении из здорового стада.

— Пробовали. Кто-то уведомил. В тот день, веришь, все маршруты были образцово-показательные. Директор потом загадочно улыбался. Я тоже улыбался и хвалил его за отличный сервис. Сумел за алиби спрятаться — радуйся, а я тебе поддакивать буду. Крокодилом Геной прикинусь, которого ничего не стоит обойти на повороте и в бок пихнуть от избытка чувств. И еще раз пусть вывернется, если он ловкий такой. И успокоится пусть. И тут я его под локотки. Потому что нельзя не вляпаться, если не прекратить.

— А прекратит — старого не помянешь?

— Старого мы обычно не ворошим.

— Внучка Отчимова на втором курсе юридического в партию вступила. Валиев проболтался. Мол, в их узком кругу это в порядке вещей.

— Ханжа твой Отчимов. Все время за ним какая-то муть со дна. Сколько раз по-дружески просил Абдуллаева: «Проводите вы его не пенсию, для всех это наибезобиднейший вариант». А он в ответ одно: «С ним я за документы спокоен, а воли и простора я ему не даю». На Отчимове короста все утолщается.

Чайханщик подал ляган со свежей самсой, только что отлепленной от огнедышащих стен тандыра. Самса была отменная. Николай Петрович опять подумал о руках мастера и душе мастера. Они проявляются, чем бы человек ни занимался. Николай Петрович без зависти научился говорить себе: «Я так не умею». Ведь что-то и у него получалось неплохо, где-то и он был на высоте.

— Что еще у тебя? — спросил Михаил Орестович Ракитина.

Тот протянул тетрадь. В ней были координаты должностных лиц, время и место совершения ими недозволенного. В списке значились: продавцы, аптекари, работники госавтоинспекции, два члена горисполкомовской комиссии по распределению квартир, народный судья, закройщица ателье, кассир Аэрофлота. Были здесь и работники автосервиса, а также врач санэпидстанции, уменьшавшая бахчеводам в справках содержание азота в их арбузах и дынях, и оценщик книг в букинистическом магазине.

— Ты потрудился! — похвалил Носов. Взвесил тетрадочку на руке. — Тебя в штат наш не зачислить по совместительству?

— У этой тетрадочки восемь авторов, и всех нас устраивают общественные начала, — улыбнулся Николай Петрович. И доложил об Андрее Климентьевиче. Главврач и заведующие отделениями этого медицинского учреждения будут преданы суду. Остальные обещали сделать правильные выводы.

— Ну, твой Андрюша остановится, а другие? — сказал Носов. — Разве мало ситуаций, когда женщина не может позволить себе иметь ребенка? Вот и поставь себя на место гинеколога. Твой долг настаивать на том, чтобы женщина рожала. Где черта, до которой можно гнуть палку не перегибая? Кто ее обозначил? Все от твоей сердобольности зависит. А долго ли обратить чуткость в источник дохода? Другие уже это делают и тебя соблазняют, гарантируя тишину и спокойствие. Сколько же времени мы потеряли, стыдливо закрывая глаза на подарки, хлынувшие в наши больницы?

— Дрынченко для общества не потерян, — сказал Николай Петрович. — Если бы это же можно было сказать о товарище Отчимове! Воспитывать его мне должность не позволяет.

Носов прикрыл глаза и загадочно усмехнулся.

— Мой тебе совет: говори в его присутствии о других только хорошее или ничего. Полученную информацию он использует в личных целях. Исподтишка ударит и наслаждается. Как он Хмарина шельмовал! Какую только небывальщину не вешал ему на уши!

— У Сидора Григорьевича секретари первичных парторганизаций службы не знают. В секретарях ходят не лучшие организаторы, а удобные люди. За одно это ему надо ответ держать.

— Предложи! Заслушаем отчет. Там, смотришь, и оргвыводы последуют.

— В том, о чем мы сейчас говорили, для меня нет ясностей, — сказал Николай Петрович. — Мне неясен Иван Харламович Тен. Только в связи с ним я тебя и побеспокоил.

— У Тена все должно обстоять нормально.

— Я понимаю твое недоумение. Образцовое предприятие, дисциплина, богатые фонды развития. А вот первичная партийная организация не работает. Секретарь — тень при директоре. Все кадровые вопросы Тен решает сам. У секретаря преданный взгляд, и только. С предложениями идут напрямую к Тену.