Периферия - [26]
Катя внесла поднос с чаем.
— Цейлонский! — объявила она. — Год не распечатывала пачку.
Она разлила чай, наполнив пиалы до половины. Завитали ароматы далеких тропиков. Зашуршали ленивые волны теплых морей, возникли пальмы, легкие хижины, диковинные смуглые люди в набедренных повязках. Павел Леонтьевич, улыбаясь, покинул нас. Он как бы отлучился на минутку, но не возвращался. Катя сказала, что он не вернется к столу, и добавила, что он кончил только четыре класса, но она не встречала человека деликатнее. Я знал, что этой ночью Павел Леонтьевич, скорее всего, не сомкнет глаз. Я и не предполагал тогда, что впереди у него будет много таких ночей, слишком много для пожилого человека, не чаявшего души в единственной дочери.
Мы пили терпкий чай и смотрели друг на друга. Тишина, гармония воцарились в мире. Тоска еще немного отступила. Но это было отступление за ближайшее дерево, за угол первого же дома. Затаившись и изготовившись к броску, она ждала своего часа. И я все время чувствовал ее близкое присутствие и готовность к броску, хищную в своей безжалостности. Я тронул Катю за локоть, и мы прошли в нашу комнату. Горячая ночь окружила нас. Все было призрачно и непрочно. Взметнулись тюлевые занавески, зашуршали шторы, нас обдало застоявшимся зноем, и снова все стихло.
— Ну, Коленька, заварил ты кашу! — сказала Катя, обнимая меня. — Представляю, как забурлит завтра лаборатория. В тебе увидят жертву подлого моего коварства.
— Не бойся, маленькая, — сказал я. Но у меня не было уверенности, что Кате можно ничего не бояться.
Мы легли в постель, пахнущую хорошей погодой, полной луной и тополиным пухом. Я хотел забыть обо всем на свете, но этого не получилось. Нам было хорошо, но не так, как тогда, когда мы уносились на мотоцикле в загородные просторы и оставались до полуночи в прохладном люцерновом поле или на холме, в мягкой высокой траве. Легкость и раскованность ушли из наших отношений. Надвигались сложности, накапливались силы, задавшиеся целью разлучить нас. Катя была права: завтра же налетит буря. Мне уже виделось, как она обрушивается на нас и лишает одного укрытия за другим. Да, все складывалось сложно и не так, как предполагалось. Издали рисовалась совсем другая картина. Ненастье подняло крутые волны, и наблюдать их вблизи, встречать грудью было совсем не то что созерцать издали.
Я проснулся рано и больше не уснул. Все было не так. Все во мне горело, и не было мне прощения. А Катя спокойно спала. В семь я встал, она не проснулась. Я побрился и поехал на работу. Полнейшая неизвестность окружила меня. Казалось, сам утренний воздух и все вокруг состояло из моей вины. Возле института стояла Рая.
— Ты ночевал у нее! — воскликнула она.
У нее были огромные, испуганные глаза человека, которому вот-вот предстояло увидеть конец света. Но все оставалось на своих местах, земля не разверзалась, и солнце не гасло. Тогда она сказала:
— Коля, разве я заслужила такое к себе отношение?
— Езжай домой. Я провожу тебя.
Она вцепилась в мою руку, и мы пошли к автобусной остановке. Я обернулся. Вахтер внимательно смотрел нам вслед.
— Ты все рассказала вахтеру? — спросил я.
— Мне было невмоготу. Теперь мне легче.
Если бы она могла, она бы оповестила о своем несчастье весь белый свет. Но в столь ранний час ее слушателем мог стать только вахтер. Он очень ей сочувствовал, ведь с ним редко делились сокровенным. Через час весь институт был в курсе происшедшего. Я не сердился. На остановке продавали цветы, и я купил Рае букет. Она просияла. Маятник резко метнулся в ее сторону. Мне нужна была эта простая женщина, мать моей Даши, а не блестящая эрудитка Екатерина Павловна, жившая одними со мной интересами. Ночь сломала меня. Одна из волн оказалась слишком высокой, и я не смог вскарабкаться на ее гребень. Впереди было возвращение к прежнему бесцветному и бестрепетному существованию.
XI
Трикотажная фабрика по постановке дела существенно отличалась от прославленного треста «Чиройлиерстрой» и комбината железобетонных конструкций. В недавно построенном вязальном цехе и в сумрачных швейных, занимавших переоборудованные бараки, царил фривольный дух легкого разгильдяйства. Стен давно не касалась кисть маляра, оконных стекол — тряпка уборщицы. То тут, то там простаивали станки, а лукавые работницы, рассовавшие своих младенцев по детским садам, шептались о чем-то своем, не предназначенном для посторонних ушей. Невелика и неказиста была фабрика, и никто не стремился здесь что-либо изменить.
По цехам Николая Петровича водил директор, луноликий отутюженный вежливый мальчик-красавчик лет двадцати семи, которому очень хотелось выглядеть старше, серьезнее и строже. Нецелованные девочки заглядывались на него с доверчивым восхищением подростков, которым вдруг открылся их идеал. Целованные смотрели привораживающе. А он привык и пресытился, он был хозяин. Любая сочтет за честь. И, надо сказать, жизнь редко опровергала это его убеждение. Рядом с директором вышагивала, не опережая его и на полшажка, секретарь парторганизации Галина Дмитриевна Сычева; почти суровая, она походила на гостью. При виде ее таяли улыбки на лицах девчат, и они прятали глаза. Судя по всему, Сычева и в юности не была красавицей, молча страдала от этого. Жизнь научила ее держаться в тени, не выделяться. Прежде громкие слова в защиту своего «я» накликали неприятности, а зачем поступать во вред себе? Так выработалась привычка. Сопровождая директора и гостя, Сычева была исполнена чувства важности момента и еще — чувства собственного достоинства.
Герои повести Сергея Татура — наши современники. В центре внимания автора — неординарные жизненные ситуации, формирующие понятия чести, совести, долга, ответственности. Действие романа разворачивается на голодностепской целине, в исследовательской лаборатории Ташкента. Никакой нетерпимости к тем, кто живет вполнакала, работает вполсилы, только бескомпромиссная борьба с ними на всех фронтах — таково кредо автора и его героев.
Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.
Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.
В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.