Периферия - [2]

Шрифт
Интервал

II

Широкая лестница, покрытая красной ковровой дорожкой, привела меня в приемную, яркой достопримечательностью которой была розовощекая девушка, прильнувшая к пишущей машинке. «Рахматулла Хайдарович», — повторил я про себя несколько раз имя первого секретаря Абдуллаева. И спросил у симпатичной секретарши:

— Нельзя ли сделать, чтобы какое-то время нам не мешали?

— Телефоны я отключить не могу, — сказала девушка с легким раздражением воспитанного человека, которого беспокоят беспричинно. — А работники аппарата и посетители спрашивают у нас разрешение, прежде чем входят.

Она не поинтересовалась, кто я и что привело меня к Абдуллаеву, и это показалось мне добрым предзнаменованием.

Рахматулла Хайдарович поднялся, сделал два неспешных шага навстречу. И через минуту уже комментировал мое краткое вступление:

— Социолог? Редкая птица для наших жарких мест. Можно сказать, впервые вижу, впервые руку жму.

— Хотелось бы прочно связать свою судьбу с вашим городом, — сказал я, стремясь сразу же возбудить в нем любопытство.

— Вы не молодой специалист. Чем объяснить ваше намерение? Маленькое крушение или…

Наши глаза встретились. Не чванлив, внимателен и прост был чиройлиерский секретарь. Очевидно, ступеньки его служебной лестницы вели из самых низов, из гущи какого-нибудь трудового коллектива; добротный костюм и ладно повязанный толстым узлом серебристый галстук не могли этого скрыть. Массивные щеки казались одутловатыми. «Большеголов, — увидел я. — И не улыбчив. Разве что среди близких. Пытлив, пытлив».

— Если быть кратким, несколько разочарован в чистой науке. Хочу настоящего поля для приложения своих сил.

— Будьте кратки, но не чрезмерно. Чем вас не устраивает социология в чистом виде?

— Можно, конечно, работать на научные журналы, множить ценные рекомендации. Вначале это интересно. А потом видишь, что куда интереснее живое дело, от него конкретная польза. В предыдущей работе было много умничанья, теоретизирования. Она не удовлетворяла меня оторванностью от нужд практики. Не червь же я кабинетный! Так я рассудил. Как говорят в партийных кругах — критически оценил пройденный путь.

— Вы знаете, как говорят в партийных кругах?

В его тоне я уловил легкое подтрунивание.

— Был секретарем первичной парторганизации, членом райкома партии. И на этой общественной должности испытал то, что вам сейчас предлагаю.

— И получилось?

— Мне кажется, да.

— Ну, а диссертацию защитили?

Я почувствовал в собеседнике умного оппонента.

— Защитил, — сказал я. — Это лучше, чем если бы мне предстояла защита?

— Это много лучше! — Рахматулла Хайдарович Улыбнулся, обнажив крупные и чистые белые зубы. И ему не были чужды эмоции, и он знал рамки, в которых им надлежало пребывать.

— В узком смысле — я специалист по трудовым ресурсам, — говорил я, отвечая улыбкой на улыбку. Разговор, как мне казалось, приобретал доверительный характер. — И мне, собственно, следовало искать пристанище не у вас, целинников, а в районах с избытком рабочих рук — в благодатной Ферганской долине, ставить вопросы о строительстве предприятий и филиалов в нашей сельскохозяйственной глубинке. Но этой работе уже задано правильное направление, и дальнейшее зависит не от подсказки со стороны — я же устал быть подсказчиком, которого плохо слышат. Если на местах того желают, у них появляются филиалы, а если нет, подсказки не помогают.

— Имеющий глаза да увидит! — сказал Рахматулла Хайдарович.

Я понял его так: не слишком-то сложно увидеть то, что не спрятано за семью замками.

— Меня привело к вам другое.

Его дружеская ирония настораживала меня.

— Наша пропаганда давно уже не остра и не наступательна. А почему? Потому что идет от заданности, и ее связь с жизнью чаще всего формальная. Работники идеологического фронта редко разговаривают с людьми искренне, зато непомерно много вещают: боятся выпустить из рук спасательный круг прописных истин. А возьмем лозунги, которых и в вашем городе на каждом перекрестке по одному. В них вчерашний день, в неизменном виде они сопровождают нас по жизни от рождения до смерти. За прописные истины очень удобно прятать отсутствие инициативы. Я не прав?

— Хм… отчасти. — Глаза Рахматуллы Хайдаровича сверкнули, словно одобрили сказанное.

Глаза-агаты. Не попасть бы впросак. Но ведь Абдуллаеву известно и другое. Новшество, давшее жизнестойкие побеги, будет замечено и должным образом оценено. То есть связано с его именем.

— Позволю заметить, что я прав более чем отчасти. Надо уходить от канонов, от старых форм и приемов работы.

— От исчерпавших себя форм, — поправил Рахматулла Хайдарович.

— Верно! — согласился я. — Если не забывать, что каждый человек неповторим, то упор надо делать на индивидуальную работу с людьми, искать новые пути воздействия на человека. Коэффициент полезного действия человека может меняться в широких пределах, и с нас никто не снял обязанности добиваться его максимума. Напротив! Больше, лучше, быстрее — так ставится вопрос! Теперь посмотрим, сколько в Чиройлиере пропагандистов, агитаторов. Сотни! А какой от них прок? Да один добросовестный активист делает больше. Все это бумажные силы. Эти силы давно бездействуют. А мы показываем, что используем их на всю катушку. А как нам этого не показывать? Ведь мы, только мы виноваты, что этого нет.


Еще от автора Сергей Петрович Татур
Пахарь

Герои повести Сергея Татура — наши современники. В центре внимания автора — неординарные жизненные ситуации, формирующие понятия чести, совести, долга, ответственности. Действие романа разворачивается на голодностепской целине, в исследовательской лаборатории Ташкента. Никакой нетерпимости к тем, кто живет вполнакала, работает вполсилы, только бескомпромиссная борьба с ними на всех фронтах — таково кредо автора и его героев.


Рекомендуем почитать
Маунг Джо будет жить

Советские специалисты приехали в Бирму для того, чтобы научить местных жителей работать на современной технике. Один из приезжих — Владимир — обучает двух учеников (Аунга Тина и Маунга Джо) трудиться на экскаваторе. Рассказ опубликован в журнале «Вокруг света», № 4 за 1961 год.


У красных ворот

Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.


Звездный цвет: Повести, рассказы и публицистика

В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.


Тайна Сорни-най

В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.


Один из рассказов про Кожахметова

«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».


Российские фантасмагории

Русская советская проза 20-30-х годов.Москва: Автор, 1992 г.