Перезагрузка - [7]

Баба Яра сидела на табуретке, облокотившись на стену, и далеко отставив руку, читала бумажную книгу. Она чуть скосила на меня глаза и, ничего не сказав, продолжила чтение. Я подошла ближе.

На обложке стояло что-то непонятное, на нерусском языке. Что-то вроде «fundamentals» и «linguistiс».

– Баб Яр, мне на два талона бы, – попросила я искательно. Кладовщица вздохнула, сгрузила седалище с табурета. Бросила книгу и подхватила стоящий рядом костыль.

– Почему не на работе? – поинтересовалась баба Яра, отпирая раздачу. Я вздохнула.

– Так вышло.

– Зря, – бросила она, – сегодня у вас Карабас дежурит.

Я похолодела.

– Как ты думаешь, простят? Хоть не выгонят? – тихо спросила я. Яра остро глянула на меня умными темными глазками.

– Как тебе сказать… ты почему не пришла?

– Лесники, – я помрачнела, – дом сожгли. Я… убежала. Не могла сегодня, только вот добралась до города.

Аж самой реветь захотелось.

– Да… бедолага, – посочувствовала Яра, – тебя-то хоть не тронули?

– Не, не успели. Я убежала. А мать убили.

– Да ты что?

Я кивнула и отвернулась, чувствуя, что слезы уже на пороге. Впрочем, поплакать в такой ситуации не вредно – только вот неловко все равно.

– Ладно, тебе чего дать-то на два талона?

Я взяла хлеба, разливного молока – это дешево, банку тушенки. Лучше было сухарей взять, на дольше бы хватило, но что-то очень мяса хотелось. Яра мне все взвесила, налила молоко в пластиковый пакет. Потом сказала.

– Ты ведь у Ворона была, в ГСО, да?

– Ну да, но это давно уже.

– Так-то ты не прогуливаешь, нет, – Яра будто вслух задумалась, – не пьешь, не ширяешься…

– Какое… меня мать бы убила.

– Ну ладно, иди, – Яра кивнула, – и вот что. Если у тебя с Карабасом что-то не выйдет… ты ко мне зайди еще раз, лады?

Надо было опять же быстро идти в цех, но я первым делом выпила все молоко и заела куском хлеба. Вот так, после еды я нормальный человек, в глазах не темнеет, желудок не сводит. Разве что тяжесть в животе. Теперь можно и к Карабасу идти.

На нашем участке этого мастера ненавидели все. Основным методом работы он считал ор. Как раскроет пасть, как начнет орать! А потом штрафы распределяет – кого талонов лишит, кого выходного, и все из-за любой ерунды. Нравилось ему чувствовать себя главным, и чтобы его все боялись, хотя сам он был плюгавенький, низенький, с черными усиками, и вообще похож на мутожука. Меня трясло, когда я его видела. Его дежурство превращало смену в сплошной стресс – проходя мимо, он никогда не удерживался от замечаний.

Но что поделаешь? Именно сегодня дежурит он. Значит, с ним и объясняться.

Дверь цеха отползла автоматически. На Заводе – не то, что в городе, тут все современное, шикарное, сплошная автоматика. Я прошла через «предбанник» и сразу увидела свое рабочее место. Оно прямо у входа: там робот стоит, который запечатывает металлические ящики. А вот переставить их на погрузчик не может: вагонетки едут с разных сторон, вставлять надо в пазы, причем размеры их не одинаковые. Тут соображать надо, робот нужен слишком дорогой, а наши хозяева не рвутся закупать, да и зачем, если есть такие, как я? Которые ставят ящики в ячейки погрузчика, быстро соображают, как подойти, да с какой стороны взяться. Здесь я и работала последние несколько месяцев.

И сейчас мой участок не простаивал. На нем трудился незнакомый паренек. Еще моложе меня вроде бы. Но крепкий. Работал хорошо, без устали – энергично нагибался, ящики хватал играючи, переносил на погрузчик.

Я ни разу этого паренька не видела. И это мне не понравилось.

– Кузнецова? – я подскочила, услышав свою фамилию. По обыкновению, Карабас подобрался неожиданно, – ты что здесь делаешь?

– На работу пришла! – крикнула я, чтобы перекрыть шум цеха.

– Посмотри, сколько времени! – Карабас постучал по собственному комму на запястье.

Потом махнул мне рукой, и мы вышли в преддверие цеха. Здесь потише, можно нормально разговаривать.

– Господин мастер, – заканючила я, используя заготовленные фразы, – я не прогуливаю! У меня уважительная причина есть… На нас напала банда, мою мать убили! Я смогла убежать и только вот сейчас до города добралась.

– Меня не интересует, – холодно прервал Карабас, – ты уволена, Кузнецова. Ты уже уволена, поняла?

– Но господин мастер…

– Тебе не ясно? Меня не интересуют твои излияния, причины, слезы, сопли. Ты не явилась на работу – на твое место взяли другого человека.

Это было как удар дубинкой по башке. В глазах потемнело. В этот момент я даже не думала о последствиях, не взвешивала – лучше, хуже, что делать. Мне просто было нестерпимо обидно – и потому что вот так взяли и выкинули с работы, которую я добросовестно выполняла два года. И хорошо ведь работала! И потому, что сделали это так несправедливо!

Интересно, зачем он стоит здесь? Чего ждет от меня?

– Но господин мастер… – выдавила я.

– Давай, вали! – он указал рукой на дверь, – Таких, как ты, по пучку на каждый метр, а ты еще выёживаешься, на работу не ходишь! Вконец обуели, быдлота!

Я повернулась к двери. Выслушивать гадости я ему не обязана. Мне и так плохо.

Сделала несколько шагов, и тут Карабас меня снова окликнул.

– Эй, Кузнецова!

Я машинально повернулась. Господи, до чего ж рожа у него противная! Усы эти неровные, жирные губы.