Перейти грань - [76]

А небо над головой делилось надвое: Альтаир постепенно исчезал из поля зрения, уступая роль путеводной звезды Ориону. Браун оказался между двумя мирами — утраченным и вновь обретаемым. Он проглотил еще одну таблетку пенициллина и перевернулся на другой бок.

Перед самым рассветом на коротких волнах зазвучала странная передача. Мужчина, с характерным для западной Индии акцентом, громко читал:

«…человек на красном коне и он остановился посреди мирта, что был на дне.

А позади него были кони красные, пестрые и белые.

И тогда сказал я: „О-о“, — и здесь читавший издал тихий стон, исполненный такой печали, которую невозможно забыть, — „О мой Боже, что это такое?“»

Браун открыл глаза, в надежде увидеть дневной свет, но утро еще не наступило. Он по-прежнему был очень болен. Передача, видимо, закончилась. Браун поглубже зарылся в спальный мешок. У него достаточно бед, мелькнуло в голове, и без таинственных небесных лоцманов.

Он проснулся, когда солнце уже сияло высоко в небе, от звука, приободрившего его: из приемника доносилась морзянка, громко и отчетливо, со скоростью более тридцати слов в минуту. Еще курсантом он провел несколько месяцев, перед присвоением ему офицерского звания, в военно-морской школе радистов в Норфолке. Его учили принимать передачи на пишущую машинку. И сейчас в нем проснулись те далекие воспоминания. Пытаясь разобрать фразу, Браун сел и понял, что чувствует себя лучше.

С тех времен, когда он был курсантом, ручная морзянка практически исчезла с морских маршрутов. Почти все стало передаваться с помощью факсов и другой аппаратуры. Прислушавшись повнимательней, он понял, что на линии работают два оператора, вручную передавая друг другу одну и ту же фразу. Скорость у них была очень высокой. Затем он осознал, что туда-сюда гонялась в разных вариациях фраза: «Бен лучше всех гнет проволоку». Это были чисто учебные слова, используемые опытными операторами, для того чтобы продемонстрировать свою сноровку и умение обращаться с ключом. Поупражнявшись таким образом минут пять, радисты закончили связь кодами: «ЖУ, СТРК» — «Желаю удачи, старик». На флоте такой сигнал окончания связи применялся еще со времен Конрада. «Понял. Связь прекращаю».

Мысленно воздав хвалу радистам, Браун выбрался из своей койки и почувствовал, что болезнь отступила. Он был голоден. «Надо будет заняться привязкой», — решил он.

На завтрак Оуэн приготовил себе омлет с сыром и ел его с поджареной ветчиной. Вкус у пищи, как и дела на море, были великолепными. Вымыв посуду, он вышел на палубу.

День занимался погожий, ветер был устойчивый, а океан отливал несравненной голубизной. Рядом с носом «Ноны» резвились четыре дельфина-бутылконоса, подпрыгивая в такт ее движениям. Примета — лучше не бывает. Он поспешил вниз, чтобы достать камеру, которую дал ему Стрикланд. Но дельфины вдруг исчезли, видимо, не пожелав сняться на пленку. Только чтобы попрактиковаться, Браун навел объектив на горизонт и снял безмолвное море.

Когда ветер стал крепчать, он пристегнул страховку и прислонился спиной к мачте. Ночь, оставшаяся позади, была не из легких. Ему трудно было даже представить, что он вновь может провалиться в те глубины страха и беспомощности, из которых вынырнул. Потрогав больную ногу, он нашел ее состояние вполне удовлетворительным. Конец тревогам.

«Все это как-то связано, — подумал Браун, — с переходом из одного мира в другой». И в это время все, что было в нем от того человека, встретилось со своей противоположностью. Там — континент с его бешеным эгоизмом и миллионами алчных устремлений. Здесь — море, спокойное и непрощающее. Пространство между мирами взрывается бурями.

Он сидел спиной к мачте с камерой Стрикланда на коленях и ждал возвращения дельфинов.

31

Оуэн благополучно бороздил просторы океана, и Энн вернулась к своей работе в журнале «Андервэй». То утро за неделю до Дня благодарения она провела у себя в кабинете, вычитывая в одиночестве гранки январского номера. Когда с этим было покончено, она отнесла их лично издателю и поездом с Гранд-Сентрал отправилась домой. Этим вечером она ждала звонка от Оуэна.

В поезде Энн почувствовала, что немного нервничает. Приятное нетерпение, с которым она ждала вечернего разговора, помогло ей сделать работу раньше срока. Но она хорошо знала, что от телефонного общения многого ждать не приходится.

По пути со станции она подумала, что хорошо бы поработать на добровольных началах в Бристольском госпитале для ветеранов, как тогда, когда Мэгги училась в начальной школе. Во время войны во Вьетнаме она пошла служить в военно-морской реабилитационный центр в Канеохе. Вспоминать об этом было приятно. Если бы ей сейчас ту сноровку, с которой она работала в те времена! Но время ушло, оставив ей ностальгические воспоминания. Эти старые трюки не вернуть, как не вернуть молодость.

Она остановилась у «Джеммаз Эксон» на Пост-роуд, чтобы заправить автомобиль и долить в двигатель масла. Воспользовавшись тем, что рядом продавалось спиртное, она взяла кварту финской водки.

Вечером, в ожидании звонка, она сидела в кабинете, пила водку с апельсиновым соком и снова предавалась воспоминаниям о годах войны. Могла ли она представить тогда, что будет когда-нибудь оглядываться на эти времена с таким удовольствием. «Больше чем с удовольствием, — подумалось ей, — с тоской по ним». Она сознавала, что в какой-то степени это была тоска по Оуэну и страстное желание, чтобы его гонка закончилась благополучно.