Переводчики, которым хочется сказать «спасибо» . Вера Николаевна Маркова - [2]

Но вернемся к нашей героине. Нет, совсем не случайным кажется упо­минание академика Конрада в контексте биографии Веры Николаевны. Ибо именно Конрад определил и ее профессиональную стезю, и последующий творческий выбор. Но обо всем по порядку.

Несмотря на множество отсылок к имени Марковой в интернете, общие сведения о ней довольно скудны и хаотичны. Ибо всю свою долгую жизнь (целых 88 лет!) Вера Николаевна свято исповедовала принцип древ­них: живи незаметно. Впрочем, как и положено настоящему переводчику, никогда не выпячивающему себя и свое творчество и не претендующему на первые роли в мировой и отечественной культуре. А потому и мы постара­емся соблюсти этот принцип незаметности в жизнеописании нашей герои­ни, коротко ограничившись главными вехами.

Итак, в графе «Дата и место рождения» значится короткое: Минск, Российская империя, 3 марта 1907 года. В графе «Дата и место смерти» — город Москва и уже просто «Россия». Умерла в том же месяце, в каком и родилась: 9 марта 1995 года. Что ж, всем нам, жителям современной Бела­руси, и всем минчанам в частности, можно гордиться такой великой, без всякого преувеличения, соотечественницей и землячкой. Хорошо, если бы наши местные краеведы озаботились поисками следов пребывания семей­ства Марковых в городе Минске. А то все больше рыщут, родимые, по задворкам польской культуры на просторах столь желанных для западных соседей «Усходіх крэсау»: Монюшко, Радзивилы и прочие. Но это так, к слову.

О детских годах будущего переводческого корифея сведений почти не сохранилось. Известно лишь, что отец Веры Николаевны был инженером и работал на железной дороге. Скорее всего, с началом Первой мировой войны, когда территория современной Беларуси вплотную приблизилась к театру военных действий, Марков вывез семью подальше от линии фронта.

После окончания школы Вера Маркова поступила на филологический факультет тогда еще Петроградского университета, который окончила в 1931 году, но уже — внимание! — не филологический факультет, а япон­ское отделение восточного факультета и уже Ленинградского универси­тета. Такой крутой вираж имеет свою подоплеку. Еще будучи студенткой первого курса филологического факультета, Вера Маркова прослышала от старшекурсников, что самые увлекательные лекции по филологии читает молодой профессор, востоковед Конрад. Сходила, послушала и увлеклась. Троекратное действие, почти как у Цезаря, того, который Гай Юлий: veni, vidi, vici. Что, впрочем, совсем неудивительно. Конрад мог с легкостью заразить своим энтузиазмом кого угодно. Словом, встреча с будущим ака­демиком решила судьбу молоденькой студентки. Едва ли на тот момент юная Вера предполагала, что когда-нибудь, по истечении многих и многих лет, ее имя будет стоять в ряду самых прославленных востоковедов страны, причем сразу же после имени Конрада, ее учителя и главного наставника, бесспорного основателя русской школы японоведения.

Надо сказать, что Николай Иосифович тоже довольно быстро разгля­дел неординарные дарования своей новой ученицы. Он даже предрек ей большое переводческое будущее. Однажды Николай Иосифович обронил в разговоре с Верой Николаевной, что ее удел — заниматься переводами изящной литературы древней Японии, такими произведениями, к примеру, как «Записки у изголовья» Сэй-Сёнагон, которые — повторюсь, он сам называл несколько иначе: «Из-под подушки». А еще профессор посовето­вал студентке обратить внимание на японскую поэзию, знаменитые хокку и танки, на тот момент совершенно не известные русскоязычному читателю. Это сегодня любой просвещенный читатель может с легкостью процити­ровать пару-тройку трехстиший (хокку) Мацуо Басе (1644—1694), кстати, в переводе Веры Марковой. Например, вот такие:

Рядом с цветущим вьюнком

Отдыхает в страду молотильщик.

Как он печален, наш мир!

Или:

Далекий зов кукушки

Напрасно прозвучал.

Ведь в наши дни

Перевелись поэты.

А вот пронзительные, хватающие за душу строки другого прославлен­ного поэта Кобаяси Исса (1763—1828).

Печальный мир!

Даже когда расцветают вишни.

Даже тогда.

Но мы несколько опережаем события, ибо в те уже изрядно отошедшие в прошлое времена, в самом начале тридцатых прошлого века, мало кто в нашем тогдашнем отечестве подозревал о существовании такого богатей­шего пласта мировой литературы, как японская поэзия или лирическая проза.

Итак. Казалось бы, цели определены, жизненная перспектива ясна. Словом, за работу, товарищи! К новым свершениям в области поэтического перевода. Ан нет! Вопреки пророчествам своего великого учителя, Вера Николаевна пришла к самостоятельной переводческой деятельности лишь спустя долгих двадцать лет после окончания университета. Все довоенное десятилетие, да и первые послевоенные годы, она прилежно занималась научными изысканиями в области японистики.

Вполне возможно, что на переводческую работу Маркову подвигли и некоторые перемены в личной жизни. Так уж случилось, что после войны Вера Николаевна перебралась на постоянное место жительства из Ленин­града в Москву. Сам переезд не в последнюю очередь был продиктован сугубо семейными обстоятельствами. Дело в том, что муж Марковой, известный художник и искусствовед Леонид Евгеньевич Фейнберг (кстати, он выступил в качестве художника-иллюстратора нескольких книг своей жены), был коренным москвичом, а потому и выбор местожительства был как бы предопределен заранее. Начался новый, уже московский период в жизни Веры Николаевны.