Переводчик «Переводчика» - [17]

Вместе со всеми я в ужасе отбежал в дальний угол мансарды. Но, пристыдив себя, быстро вернулся назад и встал на люк.

— Ой, этот монстр Артур Штукка очухался. Он хочет к нам проникнуть. Мы все погибнем, — проговорила Ирина и разрыдалась.

— Не бойтесь. Здесь, наверху, мы в полной безопасности. Ему до нас не добраться — руки коротки у паршивца. Да угомонись ты, гад! — прикрикнул я, топнув в сердцах ногой по люку. На какое-то мгновение скрежет прекратился, но вскоре возобновился с удвоенной силой.

— Засолов, есть у тебя что-нибудь, пригодное послужить нам оружием? — спросил Наум.

— Неплохая идея. Но откуда? — покачал я головой. — Я же не готовился к отражению штурма собственной мансарды. Все мои инструменты в сарае. В нем у меня лопаты, топоры, вилы. Есть даже бензопила «Дружба».

— Твой Артур может всем этим воспользоваться, — сквозь слезы произнесла Ирина.

— Сомневаюсь. Не воспользуется, — не слишком уверено ответил я, еле-еле удерживаясь на ногах — люк подо мной ходил ходуном.

— Зря сомневаешься, Валентин. Если он сумел ожить, почему бы ему не сбегать в твой сарай за топором? Или за той же бензопилой? — возразила она.

— Мозгов у него не хватит.

— У Артура нарушена мыслительная функция, — вставил Наум. — И потом не сравнивай живых людей с мертвыми.

— Хотя пускай сбегает в сарай — может, шею себе там, в темноте сломает, — сказал я.

— А вот и не сломает, — не согласилась Ирина. — А вот и не сломает. Он пришелец из загробного мира — там у них свои правила.

— Ну и шут с ним и его загробными правилами. Дом у меня крепкий и прочный — из старого качественного бруса. Сворованного еще со стройки коммунизма. Папаша мой лично таскал. Поэтому до утра мы с вами как-нибудь продержимся.

— А что, по-твоему, изменится утром? — скептически поинтересовалась она.

— Как что? По всей вероятности, Штукатуренко устанет и отправится отдыхать. Днем, при свете солнца, у покойников не принято появляться на людях, — ответил я.

— Ночью, между прочим, тоже, — буркнул Наум. — На то они и покойники, чтоб пребывать в вечном покое.

— Скажи об этом Артуру, как и где ему следует пребывать. Он тебя с удовольствием послушает, — хмыкнул я. — Погодите, не шумите! Мне кажется, он перестал к нам рваться.

— Верно, перестал, — кивнула Ирина. — Но это к худшему. К очередной его пакости. Он замыслил что-то новое.

— Полагаешь, пустит газ?

— Нет, газа в баллоне мало.

— Валентин, голубчик, где твой мобильный телефон? — с надеждой спросил Наум. — Нам, ребята, надо срочно позвать кого-нибудь на помощь. Хоть кого — милицию, пожарных, службу спасения. Без разницы.

— Понял. Телефон у меня в пиджаке. Пиджак висит на вешалке, на веранде. А где твой?

— Да позабыл в машине.

— А мой телефон лежит у меня дома. Не думала, что мне он здесь понадобится. Я же зашла к тебе всего на минуту-другую, — с досадой произнесла Ирина.

— Эх, как неудачно все складывается! Ни у кого нет мобильника! Но ничего — переживем. Главное — не волнуйтесь. Давайте наберемся мужества. Он же один, а нас трое. Мы с ним справимся. В общем, нападем сами на Артура, — предложил я.

— Ничего у нас не получится, — буркнул Наум.

— Угу. Мы — не герои, — присоединилась к нему Ирина.

— Значит, станем ими. Скрутим, паразита, в бараний рог. Он у нас пикнуть не успеет, — преувеличенно бодро проговорил я, и услышал, как с внешней стороны моего дома приставляется лестница. Вот это да! У меня тотчас отвисла нижняя челюсть, и почему-то нестерпимо зачесалось под мышкой. Наум, побледнев, суетливо зашарил по карманам — наверное, в поисках затерявшегося в них оружия. Ирина, сжавшись в комочек, часто облизывала пересохшие губы.

— Так и есть. Говорила же вам — он что-то замышляет, — слабым голосом произнесла она.

— Спокойно.

Я поднял указательный палец, призывая к тишине, подкрался к окну и осторожно посмотрел вниз. Посмотрел — и обомлел. Из ночной тьмы на меня глядела с совершенно жутким оскалом моя любимая женщина — убитая сегодня вечером Диана Штукка. Ее роскошные каштановые волосы, с налипшими на них сгустками крови, развивались на ветру. На голове виднелись страшные открытые раны. Из носа текла какая-то тягучая отвратительная жидкость. Левое веко подрагивало, словно она, не переставая, подмигивала мне. В такт этому подмигиванию колыхалась ее полная грудь, выпавшая из лифчика.

Друг от друга нас отделяло лишь одно тонкое непрочное стекло.

Диана протянула ко мне руку со скрюченными пальцами — и я, отпрянув, неуклюже шлепнулся на пол, не понимая, как только не потерял сознание от всего увиденного. Потом, с бешено стучащим сердцем, поминая святых мучеников, начал задом отползать от окна.

За моей спиной громко визжала Ирина. Что-то там рушилось, громыхало, трещало.

— До утра нам не дожить, — подвывая, повторял Наум. Своим телом он прижимался к дальней стене так, будто хотел вдавиться в нее. Слиться со стеной воедино.

— До утра нам не дожить, — зациклило Гольца. Он был совсем невменяем.

— Наверное, что не дожить, — единственное, что смог я произнести.

— Рассказ!! — проорала мне в ухо Ирина.

— Что рассказ?! — прокричал я в ответ.

— Его необходимо сжечь! Быстрее!

— Почему?!