Перевернутый город - [57]

– Когда каждый может ходить с идеальным лицом, начинаешь видеть красоту в обычной внешности. Или даже в странной. Уверен, что и в Ином мире красота – не главное. К несчастью для таких, как ты.

Лицо Элиота превратилось в камень, когда он понял, что только что сказал, но было уже слишком поздно. Ильза заулыбалась. Настала ее очередь дразнить его.

– Так ты думаешь, что у меня идеальное лицо? – переспросила она с чрезмерной сладостью в голосе.

– И это все, что ты вынесла из моих слов? – тут же парировал Элиот. – Секунду, – он покосился по сторонам, после чего увлек Ильзу за угол, где они остались наедине. – Сними-ка на минутку маскировку.

– Но ты сказал, что мне нельзя ходить по городу со своим лицом.

– Знаю.

– Ты сказал, что нельзя давать подтверждения чьих-либо догадок.

– Ты часто попугайничаешь? Просто делай, что говорю.

Улыбка Элиота заставила ее повиноваться. Ильза даже представить не могла, что юношу, которого она разбудила сегодня утром, можно дразнить так же легко, как это делал он сам. Каким-то образом шутки Ильзы выманили на свет более человечного и менее подозрительного Элиота, прятавшегося за маской монстра. Ильзе это понравилось.

Элиот стоял перед девушкой, принявшей свой истинный облик. Он смотрел на нее очень пристально, словно пытался разгадать одну из задачек на внимательность, которые печатали в газетах. Ильза внезапно перестала понимать, кто из них кого дразнит. Она уже не чувствовала, что контролирует ситуацию.

– У тебя слишком большие глаза, – сказал Элиот после долгого молчания. – И только одна ямочка на щеке, – он пожал плечами. – Если подумать, у тебя довольно странное лицо.

– Буду считать это комплиментом, – произнесла Ильза и, найдя свой голос мягким и теплым, вернула маскировку на место. – Ты выглядишь так, словно о твое лицо можно порезаться, причем даже когда не хмуришься. Про улыбку я вообще молчу.

Элиот тут же улыбнулся во весь зубной ряд, как мальчишка, который знает, каким диким его заставляет казаться широкая улыбка.

– И мне это все очень идет.

* * *

Во второй точке Ильзе и Элиоту повезло больше, хотя им и пришлось заплатить втридорога за одну из последних ампул. Тем не менее, выйдя из магазина и изучив покупку, они обнаружили, к величайшей досаде Элиота, что веманта взята из личных запасов аптекаря.

– Ладно. К кому Гедеон мог бы еще пойти? – спросила Ильза.

– У меня больше нет идей. – Элиот потер глаза, затем взглянул на небо. – Сколько аптекарей еще в Камдене? Дюжина? Две дюжины, может быть?

Ильза серьезно кивнула.

– Я смогу пофлиртовать с любым количеством продавцов, если нужно.

Элиот продолжал хмуриться.

– Если у нас так и не будет зацепки, когда мы обойдем весь квартал…

– То мы придумаем новый план. Куда теперь?

Элиот кивнул, но он не выглядел убежденным.

– На север. Тут недалеко. Можем пройтись пешком.

Они вышли из пассажа и направились в обратном направлении, в сторону парка. Ильза радовалась пешей прогулке, потому что у нее была возможность поговорить с Элиотом.

– Ты кое-что сказал тогда ночью в парке, – начала она, набравшись смелости. – О том времени, когда все думали, что я мертва.

Элиот бросил на нее настороженный взгляд.

– Я же уже говорил, что большая часть того, что мне известно, – информация не из первых рук.

– Да, именно. Вот почему я не могу перестать думать о том, что ты сказал после. Что запомнил известие о моей смерти слово в слово.

Элиот замедлил шаг.

– А! Ты о том, что экономка Уолкотта сказала, будто бы держала на руках Ильзу Рейвенсвуд, когда та умерла?

Ильзе не нужно было интересоваться, откуда ему это известно. Вопрос напрашивался сам собой.

Элиот вздохнул и провел рукой по лицу.

– Когда мы были совсем маленькими, Гедеон много расспрашивал о своей семье. В силу слишком молодого возраста Эстер не была его официальным опекуном, но всегда делала так, чтобы последнее слово оставалось за ней. Она не хотела, чтобы его баловали. Гедеон знал, что его мать и отец убиты, а сестра умерла в младенчестве. Но ты знаешь, какими настырными могут быть дети, когда зацикливаются на чем-то и чувствуют, что им недоговаривают всей правды. Гедеон постоянно указывал Эстер или Орену на какую-нибудь незначительную деталь истории. Его желание все знать передалось мне. В возрасте семи и восьми лет нашим главным развлечением был поиск ответов на вопросы, которые нам не хотели давать взрослые. Вопросы, которые касались того, что случилось со всеми членами вашей семьи. Это стало игрой, – Элиот запнулся. – Возможно, ты не захочешь знать подробности.

Ильза напряглась. Почему он вдруг заколебался?

– Я же сама спросила, разве нет?

– Но… Ладно. В общем, мы с Гедеоном всем надоели. Эстер никогда не рассказывала о том, что видела, как убили вашу семью. Я и не думал, что она когда-нибудь расскажет, но она разрешила Орену посвятить во все Гедеона. Мне нельзя было присутствовать при этом разговоре. Можешь сама представить, как восьмилетний я разозлился, хотя и знал, что Гедеон потом мне все расскажет. После я его разыскал. В парке есть дерево, между ветвей которого можно спрятаться. Он обычно находил там уединение. Я спросил, что сказал Орен, и Гедеон мне рассказал. Он очень кратко осветил события в погребе и смерть вашей семьи. Возможно, ему было слишком тяжело говорить об этом. Скорее всего, Орен тоже не вдавался в подробности, но я отчетливо помню, как мне показалось странным, что Гедеон больше зациклен на случившемся с тобой. В том, что произошло с вашей семьей, не было ничего хорошего, – резко сказал Элиот. Он шел, разговаривая со своими ногами, не в силах взглянуть на Ильзу, как и тогда в парке, когда они встретились впервые. – Возможно, именно тот факт, что кто-то заботился о тебе в твои последние дни, задел Гедеона. Орен сказал, что экономка Уолкотта сделала все, что могла, чтобы тебя спасти. Когда ей это не удалось, она держала тебя и качала, пока ты не перестала дышать. Я так хорошо это помню, потому что Гедеон помнит. С тех пор он повторял эти слова несколько раз. Когда грустил из-за смерти сестры и вспоминал, что кто-то был добр к ней, он благодарил этого человека.