Перевалы, нефтепроводы, пирамиды - [5]
У выхода из гетто проституции какой-то находчивый делец установил автомат, около которого можно одеколоном помыть руки. Надпись говорит о юморе владельца: «Сейчас это нужнее, чем когда-либо».
Деревянное здание паноптикума на Реепербане с плюшевыми занавесками еще несколько лет назад сохраняло какое-то очарование, присущее ярмаркам нашего детства с их комнатой ужасов, каруселями, тиром, запахом нафталина. Сейчас оно модернизировано, стерилизовано и похоже на банковское здание из стекла, бетона и штукатурки. На этом фоне безвкусные восковые фигуры выглядят еще парадоксальнее. В их расстановке ничего не изменилось. Часто приходится догадываться, кого изображает та или иная фигура. Новых очень мало: Эрхард, курящий сигару, Фредди Кинн, Вилли Брандт, Софи Лорен с Карло Понтн. Нам жаль пятнадцати пфеннигов, заплаченных за вход.
В пути
Гроссе Фрейхейт ослепляет изобилием света на малом пространстве. Сверкающий пестрый вихрь огней. Каждый предприниматель хочет уничтожить конкурента яркостью и размерами рекламы.
Такое же соревнование идет и между пестро одетыми портье. Их задача — ловить посетителей. Стоит чуть дольше задержаться у витрины, портье тут же шепчет, понимающе подмигивая: «Сегодня даже без фигового листка!» Их предложения и обещания обычно еще более откровенны и не поддаются передаче. Цены на пиво также определенны: от трех до девяти марок бутылка!
Мы решили не оставлять денег у этих жуликов, а просто пройтись и посмотреть. Почти все кабачки, в которые мы заглядываем, пусты. И это в воскресный вечер! У стойки бара, потягивая пиво, с усталым видом сидят таксигерлс и исполнительницы стриптиза. Увидев нас в дверях, одна из них сейчас же выходит на танцевальную площадку и начинает раздеваться. Как только мы поворачиваемся к двери, она тут же прекращает представление и снова подсаживается к стойке.
Подвальчик апашей зазывает посетителей вывеской: «Нагие кельнерши и любительский стриптиз». Две негритянки в нейлоновых рубашечках, фосфоресцирующих в тусклых лучах красных ламп, раскладывают пасьянс. Третья танцующей походкой подходит к нам, приглашая сесть. Показывая на единственного посетителя, худого шведа, она говорит: «Посмотрите, это Джонни, наш верный друг. Каждые два месяца он оставляет у нас все свои монеты!»
Швед — первый моряк, увиденный нами на Реепербане. Немногочисленные посетители в других кабачках — это дельцы, туристы, коммивояжеры… и члены Ольденбургского кегельного клуба. Но где же моряки с «Хиддензее»?
Вопреки нашим твердым намерениям остаться трезвыми, прогулка мимо баров вызывает жажду. «Пиво за три марки мы уж можем себе позволить!» Кто произнес это первым? Выбор пал на «Бикини». Пыльные плюшевые портьеры… После двух номеров со стриптизом на эстраде стали показывать порнографические фильмы. Они так примитивны, что даже не вызывают смеха. Едва на стол поставили стаканы — из осторожности мы тут же расплатились, — как у стола появились четыре таксигерлс. Несмотря на наши протесты, они уселись между нами, и тут, как в настоящем мультфильме, диван сломался. Мы поднялись и решительно направились к выходу. Хозяин мог предъявить счет за диван. Этот трюк, наверняка, уже не раз себя оправдывал.
В боковой улочке мы заметили с виду бюргерски добропорядочный ресторан и решили съесть по тарелке супа. Тут мы оказались на задворках улицы Гроссе Фрейхейт: деревянные столы, грязь, запах прокисшего пива и отбросов… На голых скамьях спят жалкие, изможденные проститутки. Беременная проститутка, еле ворочая языком, просит водки. Настоящее дно!
Выбравшись оттуда, с удовольствием вдохнули свежий воздух, но как избавиться от противного привкуса во рту? Вблизи причала, на углу, есть еще простой кабачок. По стаканчику горькой? У стойки ребята с нашего судна спорят с западногерманскими коллегами.
— Мы зарабатываем больше! — твердят те.
— Зато у нас каждый в любое время может стать офицером. Бесплатно! — возражают наши.
Мы спросили наших моряков, где они провели вечер. Они с удивлением посмотрели на нас:
— Реепербан? Нет… Один раз в жизни и больше никогда! Мы были в кино.
Как это поется? «Реепербан — якорная стоянка матросов!» Песни лгут. Сегодня Санкт-Паули просто жульнический комбинат и в первую очередь комплекс увеселительных заведений для обывателей.
ЗАПРЕТ С ОГОВОРКОЙ
У брандвахты «Тексель» мы встретили «Уиструт». Обмен приветственными гудками. Включилось и радио:
— Алло, «Унструт»! Алло, «Уиструт»! Говорит «Хиддензее»!
— «Унструт» слушает. Добрый вечер, «Хиддензее». Кто у вас капитан?
— Капитан — Христиансен, первым — Бурмейстер, вторым — Шульц.
Расспрашивают о знакомых, интересуются кто куда, откуда, передают приветы друзьям. И наконец, когда «Унструт» уже остался далеко за кормой:
— Привет Ростоку!
— Доброго пути, «Хиддензее»!
Мы проснулись утром, когда «Хиддензее» бросил якорь на Шельде у Антверпена. Десять больших кораблей «стоят в очереди»: шлюзовая камера вмещает одновременно не больше четырех десятитысячников. В полдень очередь дошла до нас. Мы с мачты наблюдаем за маневром. Шлюзовому мастеру нельзя отказать в политическом чутье: «Эренфельс» и «Изарштейн» из ФРГ он отводит на правую сторону, а «Геру» и «Хиддензее» нашего пароходства ставит на левую. Немцы в одном шлюзе! Пока вода медленно прибывает, матрос на «Эренфельсе» взял рупор:
