Переучет - [2]

* * *

Себя Нина считает никчемной. Да, у нее бывали счастливые минуты, слова легко подчинялись ей, и она сочиняла из них тексты, издавала, но механика этого дела недоступна рациональному объяснению, Нина ею не владеет. Кое-что ей в жизни удалось, свидетельством тому книги, но как она умудрилась написать их, неизвестно. Нина не приручила стихи, они рождаются сами, когда вздумают, отчего не чреватое ни деньгами, ни всеобщими восторгами стихоплетство легко обесценивается, особенно в глазах самой Нины, тем более в мрачный период, из коих ее жизнь по преимуществу и состоит.

Нина судит себя беспристрастно и видит, что иногда преуспевает в незачетных активностях, но все анкетно-статусное не дается ей, вся эта конкретная сторона жизни, практическая, межличностная. Нина всегда ненавидела вопрос, где она работает. Люди в основном имеют нормальную работу, некоторые служат даже экспертами. Услуги, предлагаемые ими, востребованы, за них платят серьезные деньги. Господи, не раз думала Нина, в самый тучный свой год я зарабатываю в несколько раз меньше простого электрика, а они учатся совсем недолго и на всю жизнь обретают хлебную профессию. Поменять провода, поставить розетки или распределительный щиток – нужда в этом есть всегда. А ее стихи игнорируют законы электромагнетизма, не способствуют росту ВВП, рассчитаны на фантазеров и мечтателей. В свое время у нее был круг читателей, но ее ровесники, когда-то бредившие стихами, давно стали как все и переключились на биографии политиков.

* * *

Вначале Нина гордилась принадлежностью к насту, к тонкой прослойке рисковых и бедовых идеалистов, они выгрызают истинную сущность жизни из каждого мгновения, данного остальным лишь для забот о размере будущей пенсии, но уже много лет как она презирает всех писак, включая себя, а также все, что написала или пишет. Хотя машинально то и дело мысленно ставит метку, собирая впрок всякий сор для будущих стихов. А они прут и прут, сами, почему так происходит, неизвестно, но они рвутся наружу, как бы Нина ни артачилась. Аж тошно. Хотя теперь-то уж что, столько лет она таким манером жила, теперь только зубы стиснуть и дотерпеть. Еще два года, и она получит пенсию. Да, минимальную, социальную, а все же стабильность. Деньги каждый месяц. Если питаться разваренным горохом, а иногда разводить из него супчик с беконом, то можно жить неделями на несколько сотенных, главное пить не начать, но с этим она почти завязала. Отсутствие планомерности и дотошности – вот что Нина всерьез в себе презирает. С ранней молодости мечтала она, например, сдать на пилота легкого самолета, но упорно отодвигала мечту покружить над пустыней на потом, когда появятся лишние деньги, отчего-то она всегда видела себя в кабине кукурузника именно над барханами: ветер собрал пески в причудливые зыбкие звезды, и Нина с воздуха фотографирует их для престижного журнала. Из этого ничего не вышло, Нина сдалась, и не столько из-за денег, хотя и это оставалось проблемой, но признав, что ей не хватит дотошности и четкости. Она никогда не учтет всех нюансов, что подлежат учету. К гадалке не ходи, не совсем оптимальные погодные условия не удержат ее от полета. И станет она новостью в разделе происшествий, типа: спортивный самолет потерпел аварию, врезавшись в тумане в горный склон или выработав в ноль топливо где-то в северном Хельгеланне. В царстве поэзии интуиция изредка помогает ей, но в реальном мире дефицит четкости означает смерть. Эта нехватка дотошности давно породила в Нине презрение к себе, для избавления от него она с переменным успехом практиковала работы в саду, чтение, хождение босиком по росе, временами алкоголь. В это сентябрьское утро страх и напряжение достигли апогея. Что, если вновь фиаско? Сможет ли она жить дальше с тем же ощущением приниженности? Она хочет опять расправить плечи, вовремя оплачивать счета, а в глубине души мечтает, конечно же, что взойдет ее звезда.

* * *

Нина просыпается чуть свет, пытается уснуть, зависает в полудреме, ей снится, что она танцует, хорошо, красиво, чувственно даже, грациозно. И умело. Танцует прямо посреди улицы, а люди и машины обтекают ее, как священную корову. Нина давно мечтала отдаться танцу, отдаться музыке, тряхнуть стариной, и пусть ритм затянет ее, как черная дыра. Прежде она обожала танцевать, могла плясать всю ночь. А нынче дошла до жизни, где не танцуют и не танцуется. Но «Босфор» все расставит по местам. Ее снова станут приглашать на литературные чтения, фестивали, ярмарки, вино, танцы. Но сперва этот проклятый сборник должен выйти и прогреметь, слухи дойдут до шведов и датчан и посыплются приглашения, снова потянутся ночные рауты и танцы до зари, точно как бывало, Нина живо себе это представляет.

* * *

Часов в шесть Нина поняла, что не заснет, и встала. Радио не включила, опасаясь, что обозреватель канала «Р2» возьмется чихвостить книгу, пока Нина не успела еще надеть броню. За газетой не пошла, потому что сейчас должен позвонить Като и дать инструкции насчет газет, какие ей смотреть стоит, а какие – нет. Он явно задерживается со звонком. Неужели трудно сообразить, злится Нина, что ему следовало вскочить в восемь утра и сразу дать ей отмашку. Надо будет сменить редактора, думает Нина. Кстати, издательство тоже. Мучительности ожиданию добавляет то, что с месяц назад Като по подсказке отдела продаж предложил Нине написать колонку в одной из ведущих газет, а Нина, вымотанная годом работы вхолостую, когда совсем не писалось, дала себя уговорить. Два дня она растравливала злобу, а потом одним росчерком заправленного ненавистью пера написала яростный памфлет об участи поэзии в нашем обществе: ею помыкают, как Золушкой, третируют хуже детской литературы, а что критиков стихи не интересуют, так не потому ли, что они ничего не смыслят в поэзии? Нина припомнила все. Несколько дней полыхал холивар, Нина выступала по радио и где только не. Она взбодрилась, она поймала ветер в паруса, и ее звезда таки взошла на пару дней. О, это были прекрасные дни! Старые приятели-поэты выказывали ей поддержку. Но когда все стихло, до нее дошло, что она просто пошустрила на посылках у отдела продаж. Прагматический смысл ее эскапады – напомнить о себе: у меня скоро выходит книга, вы ведь меня не забыли? Жаждущие поквитаться критики вынуждены будут прочесть «Босфор», и если верить Като на слово, то, по слухам, несколько крупнейших газет планируют дать рецензию на книгу в день выхода, для стареющего поэта это неслыханно.