Переступить черту - [51]

– Может быть, ему просто везло в последнее время? – предположила Сото. – Количество арестов снизилось за прошедший год повсюду. После событий в Фергюсоне и Балтиморе[22] полицейские боятся стрелять первыми и вообще стараются не проявлять чрезмерной активности и выполнять лишь необходимый минимум обязанностей.

– Ну, прикинь сама. События в Фергюсоне и Балтиморе произошли гораздо позже этих четырнадцати месяцев.

Босх покачал головой. На счету Аллена было семнадцать арестов за пять лет, после чего наступил период «везения», длившийся больше года.

– Нет, он определенно на кого-то работал, – сказал Босх, – но не для протокола.

Иметь осведомителя, не поставив в известность начальство и не зарегистрировав его в специальной системе отслеживания, было серьезным нарушением полицейского устава. Однако не было секретом, что такое случалось часто. Для того чтобы подготовить осведомителя к работе, требовалось время, в течение которого его часто испытывали в разных ситуациях. Тем не менее четырнадцать месяцев казались слишком долгим сроком для того, чтобы сделать Аллена надежным информатором.

Босх обратился к отчетам об арестах, которые собрали Стоттер и Карим. Отчеты содержали много аббревиатур; имена полицейских, производивших арест, не упоминались, но их подразделения указывались в закодированном виде. Запись «6-Виктор-55» повторялась трижды, вслед за чем наступил период затишья. Под цифрой 6 фигурировало Голливудское полицейское отделение, имя Виктор указывало на полицию нравов, а две пятерки означали тайную полицейскую команду из двух человек. Босх записал код в блокнот, вырвал листок, написал на нем код еще раз и вручил Сото.

– Скорее всего, эти двое из полиции нравов и пасли его, – сказал он. – Когда доберешься до служебного компьютера, постарайся узнать их имена. Я хочу с ними поговорить.

Взглянув на код, она сложила листок и сунула в карман джинсов:

– Сделаю.

Босх закрыл журнал и отдал Сото, а она отправила документ в красную сумку.

– Ты уверена, что сможешь незаметно вернуть это на место?

– Не волнуйся, никто не узнает.

– Хорошо бы. Большое тебе спасибо, Люсия. Ты мне очень помогла.

– Всегда пожалуйста. Ты не зайдешь выпить еще пива?

Подумав секунду-другую, он отказался:

– Я сейчас в отличном настроении. Не хочется его портить.

– Испытываешь подъем?

– Ага. Во мне проснулся прежний стимул к работе – благодаря тебе.

– Вот как! Береги его. Ну давай, удачи.

– И тебе тоже.

Она открыла дверь и вышла из машины. Босх завел двигатель, но тронулся с места только после того, как Люсия благополучно вернулась в бар.

24

Босх направился в переулок, ведущий от Эль-Сентро. На часах было двадцать два сорок. Аллена убили и отвезли сюда двадцать первого марта в интервале от десяти часов вечера до часу ночи, то есть примерно в то же время. Погодные условия наверняка были примерно такими же, ибо вечерняя температура в Лос-Анджелесе с марта по май меняется незначительно. Помимо погоды, Босха интересовало, как освещается переулок и какими источниками, как разносится здесь звук, а также многие другие факторы, которые могли сыграть определенную роль в ту ночь.

Миновав автомастерскую, он заехал на пустую стоянку позади фабричного здания. Выключив зажигание, взял из бардачка фонарик и выбрался наружу.

По пути к гаражу он остановился и сфотографировал на телефон общий вид переулка. Затем прошел к задворкам мастерской, где с разочарованием увидел, что граффити закрасили. На стене остался только один рисунок, нанесенный поверх свежей краски, – змея в виде числа восемнадцать, логотип широко известной банды Восемнадцатой улицы из Рампарта, которая образовала свои ячейки по всему городу, включая Голливуд.

Босх все же достал заготовленный снимок стены и по имевшемуся в одном месте повреждению асфальта смог определить местоположение трупа в ту мартовскую ночь. Он прислонился спиной к стене и огляделся. Напротив него стоял многоквартирный дом, и в одном окошке ванной комнаты горел свет, а само оно было чуть приоткрыто. Он злился на себя за то, что, боясь отнять слишком много времени у Сото, просмотрел не все разделы журнала. В частности, пропустил отчет об опросе живущего поблизости населения. Из светившегося напротив него окна наверняка хорошо видно место, где выбросили труп. А беседовали ли следователи с жильцами этой квартиры или нет, Босх не знал.

Он подумал, не позвонить ли Сото и не попросить ли ее проверить записи в журнале, но решил, что он и без того злоупотребил ее готовностью помочь. С каждым его звонком и каждой обращенной к ней просьбой возрастали шансы, что ее сотрудничество с «врагом» будет раскрыто. Он вспомнил, как, работая в полиции, повесил на стенке своей кабинки лозунг: «Оторви задницу от стула и иди расспроси людей».

Босх отошел от стены и, выйдя из переулка, остановился перед фасадом жилого здания. Это была двухэтажная оштукатуренная постройка розового цвета, возведенная наспех во времена бума восьмидесятых годов без особых затрат и архитектурных излишеств – если не считать штампованное деревянное украшение вокруг парадного входа.

Глядя на дом, Босх прикидывал, какой из квартир второго этажа может принадлежать освещенное окно. На табличке около домофона было указано восемь квартир – с номера сто один по номер сто четыре и с номера двести один по двести четыре. Он решил начать с квартиры двести три и набрал номер на домофоне, но ответа не получил. Тогда он переключился на номер двести четыре, и на этот раз услышал женский голос: