Перестройка - [4]

— И не профессор он, а преподаватель всего-навсего.

— Какая разница! Эх, Ванька, Ванька, влип ты еще и на личном фронте. Ладно, Раиса, пока о телеграмме молчок.

Глава четвертая

— Иван Егорович! Неужели это вы?!

Исаев полулежа читал книгу и не видел как вошли сдающая дежурство медсестра Наташа и принимающая, высокая красивая блондинка, которую Иван видел впервые. Он вздрогнул от этого возгласа и с любопытством и недоумением уставился на светловолосую сестру, которая, улыбаясь уверено подошла к его кровати.

— Неужели не помните? Так я же Раиса! Мы с Олей в одной группе в планерной учились. И живем рядом. Когда вы привозили ее на мотоцикле, мы с Маринкой возле их двора стояли с теткой Галиной, неужели не помните? А я вас сразу узнала, это же надо!

— Извините, не помню, столько лет прошло. Вы планеристка? Не помню.

— Ладно, Рая, у тебя целые сутки впереди, потом поговорите. Давай принимать дежурство, у меня времени — в обрез, — закипятилась маленькая вредная Наталья.

— Я к вам потом зайду, сегодня я как раз Ванятку вашего видела, шустрый малый!

При имени сына у Ивана внутри все так и обмерло. Вот уж кого он хотел видеть, так это Ванятку! Любил, ох как любил он красивенького, ловкого, сообразительного мальчугана, ничего бы не пожалел для него. Он даже не сразу нашелся, что ответить, только и сказал:

— Заходите, заходите, буду рад.

И Раиса действительно пришла после ужина. В палате, где «отлеживался» Иван, не было никого. Хирургическое отделение почти пустовало, лежали только по самой великой необходимости: кому охота валяться в душных госпитальных палатах в конце лета! Исаев неподдельно обрадовался ее визиту, но медсестра видимо за прошедшие часы все обдумала и заметно стала сдержаннее.

— Вы меня извините, я, когда вас увидела — обрадовалась, и получилось как-то нехорошо, уж больно эмоционально.

— Это я должен извиниться, что не помню вас.

— Конечно, куда же вам, столько нас было. Я первый раз вас увидела, когда вы привезли Володю Марченко в Планерское на море.

— Так это вы были? Надо же, вот здорово! Живете в Феодосии?

— Я же говорю — соседи мы с Галиной Степановной, вчера только на кладбище ее видела.

— На кладбище?

— А вы что, не знаете?! — Раиса испуганно посмотрела на Ивана.

— Ничего не з-знаю, г-го-ворите, Рая, г-го-ворите, — Исаев опять стал заикаться и это еще больше испугало медсестру.

— Я не должна была вам говорить, вы уж меня не выдавайте. — У Раисы неожиданно навернулись на глаза слезы.

Иван, взяв себя в руки, спокойно сел на кровати, подтянувшись за спинку, и тихо, но решительно сказал:

— Не волнуйтесь, я умею держать язык за зубами. Говорите.

— Никита Игнатич умер.

— Когда?

— Вот вчера и похоронили.

— Оля была?

Раиса присела на край кровати:

— Нет, Оли не было, я не стала расспрашивать, видела только, как Галина Степановна увела Ванятку.

— Мальчика брали на кладбище, зачем?

— Иван Егорович, вы только успокойтесь, я очень неправильно поступила, рассказав все вам, мне влетит за это. — Раиса вдруг расплакалась.

— Ну, бросьте вы, я сказал — никому! Как я завидую Марченко. — Иван обнял за плечи девушку и, как мог, стал успокаивать.

— А как я завидовала Оле, когда вы ее привезли тогда вечером, как на вас тогда тетка Галя наехала! — вдруг рассмеялась сквозь слезы Раиса.

— Жаль Никиту Игнатьича, толковейший был человек, пусть земля ему будет пухом. Так после того, как на меня Галина «наехала», Никита Игнатич мирил нас, да так до конца и не помирил.

— Она со всеми так, все ей не угодны. Никита Игнатич любил ее, и как она над ним ни издевалась, не мог бросить. Правда, мамка говорит, что уходил он от нее два раза, но потом опять возвращался.

— Конечно, жизнь есть жизнь. Жалко старика, милый был человек.

— И что удивительно, Галина все охает, ахает, ко мне за помощью обращается, а он — ни разу.

— Да. И как вас, простите, тебя на медсестру угораздило?

— Да так, в мединститут не прошла, вот и..., — Раиса развела руками.

— А как же с Вовкой? Дети?

— Конечно есть, притом двое, мальчик и девочка, уже взрослая, не то что ваш.

— Ну да! А Марченко теперь кто? Мы же с ним после Планерской так и не встречались.

— Да как же: Водитель он, на автобусе колесит по Крыму. Живем хорошо, недавно квартиру получили. Поправитесь, заходите.

— Конечно, само собой!

Раиса встала, заторопилась уходить.

— Минуточку, Рая, можно я вас так буду называть?

— Отчего же, ваш Ванятка меня иначе как Райкой и не величает.

— Я бы очень просил никому о том, что я в госпитале, пока не говорить. У Оли диплом, пойдут разговоры. Кого бы я хотел видеть — так это Ванятку, но и ему пока нельзя, пусть думает, что я на ученьях, так будет лучше.

— Хорошо, хорошо, Иван Егорович, я только Вовке скажу, у нас с ним секретов нет, иначе он узнает и никогда мне не простит. Тем более что он о вас часто вспоминает.

— Ладно, договорились. А вот, глядя на вас, кто бы мог подумать, что вы летали на планере!

— Почему же? Между прочим, это я Олю уговорила записаться в школу.

— Вы сейчас такая солидная, такая...

— Ну что вы, я какой была, такой и осталась, не как некоторые...

Иван стал анализировать полученную от медсестры информацию: «Жаль Игнатьича, ведь и шестидесяти не было... И почему мои не сказали? Вот конспираторы! А Оля? По идее она уже должна была защититься еще в июле. Тогда где же она? Что-то тут не так, надо позвонить отцу».