Перестройка - [16]

Все получилось очень хорошо. Иван лежал спокойно, будто спал. Оксана, лаская и целуя его, все шептала и шептала: «Миленький, родненький, ты самый-самый, я тебя очень люблю». Потом, услышав, что Иван начал помогать ей, все шептала и шептала: «Вот и хорошо, вот и ладненько». Закончив первой, Оксана постаралась, чтобы Иван это заметил: она громче обычного задышала, но продолжала целовать тело мужа, ласкала его, помогая ему разрядиться. Наконец, все тело Ивана спружинилось, и Оксана почувствовала, как горячим огнем загорелось у нее внутри, а Иван, сжав ее, словно желая растворить в себе, начал страстно целовать ее, приговаривая:

— Родная моя, золотая моя, зоренька ясная, как же я тебя люблю!

Засерел рассвет, снова прокричал петух, а Оксана с Иваном только-только уснули, оба безмерно влюбленные и счастливые.

Утром выгнали «тойоту», погрузили вещи, простились с соседями. Все желали им добра и счастья, татарки плакали.

Выехали из Старого Крыма, остановились на том месте, где погибла Рита Ивановна. Постояли, помолчали, перекрестились, а Виктор, став на колени, поцеловал землю и еле слышно сказал:

— Прости нас, Раечка, не уберегли мы тебя, столько лет искали друг друга, и вот — прощай. Может, скоро встретимся, чтобы не расставаться никогда...

Оксана, молча, плакала, вытирая платком слезы, и только Иван, сдвинув брови, понуро смотрел вниз, на поломанные ветки кустарника. Конечно, ему жаль было Риту Ивановну, но перед его глазами стоял Володя Марченко и улыбался точно так, как тогда, в госпитале. «Бедный Вовка, сколько ж ты прожил? Я клянусь, что отомщу за тебя, все брошу, но отомщу, пусть только все поутихнет, поуляжется».

— Ну что, Ваня, поехали, через три часа самолет.

Сделав несколько крутых поворотов, миновали село Грушевка и выскочили на Симферопольское шоссе. Ехали, молча, только, уже подъезжая к Симферополю, Виктор негромко сказал:

— Все папки, грамоты, записи и дневники Чубаровых я забрал. Рита Ивановна сложила их в шкатулку и перевязала тесьмой, будто чувствовала. Так я их положил в один из чемоданов. Не выбрасывайте, может, понадобятся когда, там же папка с показаниями Денисова.

— Хорошо, отец, будем хранить.

Глава четырнадцатая

Тимер-Булатов не зря вызвал Исаева. Назревали бурные события. Введены войска в Афганистан. Ферганская десантная дивизия, где Иван неоднократно бывал на сборах, выполнила главную задачу — захват аэропорта в Кабуле и обеспечила ввод войск воздушным мостом. Одновременно был отправлен Бендерский понтонный полк для строительства моста в Термезе. А в ракетную бригаду, где служил в это время Исаев, прибыла инспекторская проверка. Когда Иван с Оксаной приехали на верной, испытанной «Тойоте» в Молдавию, то обнаружили вложенную в дверь квартиры записку: «Спасибо, у нас все хорошо, ключи у майора Королева, квартира 17.» Ниже был приписан Тираспольский адрес Силиных.

Оксана в тот же день переговорила по телефону с Тимер-Булатовым и, очень довольная, уехала в Первомайское увольняться с работы. Иван же окунулся в служебные дела. Через неделю начиналась проверка.

Кто такой командир роты связи в любой части? Только тот, кто не служил — не знает, а кто служил — скажет: проклятущая должность, всегда работа боевая, пуски бывают учебные, стрельбы бывают по условному противнику, а связь всегда боевая: это и телефонная, и телеграфная, и радиорелейная, и радиосвязь. Все нити сходятся в штаб, и от того, как сработает связь, зависит все. Не будет связи — не пройдет команда, не получат сигнал, не будет пуска, не будет ничего. Это очень хорошо понимал Исаев и хотел, чтобы так же понимали все солдаты, сержанты, прапорщики и офицеры его роты. Сам высококлассный специалист, капитан Исаев любил повторять: всего может не быть, но связь должна быть в любую погоду, при любых обстоятельствах. И, похоже, это ему удавалось. На последних учениях перебоев в связи не было. Это заметили даже не любившие Ивана за строптивость характера и начальник штаба, и начальник политотдела.

Как только прибыл Исаев на службу, командир бригады провел подряд сразу три штабных тренировки. Все было условно, а связь боевая. И тут капитан не подкачал, его люди работали день и ночь. Четкость дежурства, своевременный отдых, графики, — все выполнялось безукоризненно. Капитан сам все делал чрезвычайно аккуратно и требовал этого от подчиненных.

— Молодец Исаев, — похвалил его на совещании Тимер-Булатов, — вот это командир роты, таких бы побольше!

Иван изнемогал, он приходил домой, валился на брошенный на пол матрац и засыпал, не раздеваясь. Утром, приведя себя в порядок, снова шагал в роту.

— Вот приедет Оксана Ивановна, она вам задаст, — сказал как-то утром, встречая капитана возле роты, Нармухамедов, — хороший у вас жена, зря говорил, что разводишься.

— Так это другая жена, не та, Мухамед.

— Не хорошо так, одна — другая, эта самая лучшая. Тогда, в гостинице, строго нас просила тебя жалеть, а ты сам себя не жалеешь, палку забросил, а еще хромаешь, значит, болит?

— Да нет, уже не болит, это я по привычке. Работы много, не успеваю, вот и хожу рано.

— Нам поручай: мы, сержанты, — все поможем.