Перестройка как русский проект. Советский строй у отечественных мыслителей в изгнании - [178]
В своей работе «Демократия, социализм и теократия», написанной еще до прихода Гитлера, Николай Бердяев связывает классовый расизм марксистского революционного расизма не столько с учением о решающей роли пролетариата в мировой истории, сколько с большевистским противопоставлением сознательной, революционной части пролетариата и несознательной. Ведь, согласно идеологии «революционного социализма», обращает внимание Николай Бердяев, право на полноценную человечность «признается лишь за избранным классом – пролетариатом». А «всех рабочих, которые не осознали “идеи” пролетариата, не обладают истинной социалистической волей, можно и должно лишить права на изъявление воли и направление общественной жизни. Отсюда принципиальное оправдание диктатуры, тираническое господство меньшинства, истинных носителей чистой социалистической “идеи”, над большинством, пребывающим во тьме».[408]
Получается, что в каком-то смысле национал-социализм был более демократичен, чем революционный, воплощенный в русском большевизме. У Гитлера качество человечности, полноценности присваивается целой расе. А здесь, в русском варианте марксизма, качеством человеческой полноценности наделяется меньшинство не только общества, но даже трудящихся классов. Все остальные, согласно классовой теории, недолюди, отжившие, не имеющие права на будущее. Это нам, советским людям, внушали на протяжении десятилетий. После попыток Бердяева обратить внимание на родство русского коммунизма и фашизма, национал-социализма в частности, за последние 70–80 лет были созданы десятки капитальных научных исследований, выявляющих общие, и прежде всего идейные, корни запредельной жестокости русского коммунизма и национал-социализма. В тоталитаризме красного коммунизма и тоталитаризме национал-социализма было действительно чрезвычайно много общего. За предельным этатизмом и государственным крепостничеством этих режимов стоял мессианизм, стремление не только подчинить себе весь мир, но и переделать его, обновить до основания, переделать человека, мобилизационная экономика, милитаризация идеологии, всей общественной жизни, ненависть к «нормальной жизни», которая называлась «мещанским пережитком буржуазного прошлого», противопоставление коллективизма индивидуализму (многие не представляют себе, как было много общего в политическом языке большевиков и национал-социалистов), уголовное преследование за инакомыслие, культ вождя, антиаристократизм, обожествление народа как демиурга истории, ненависть к парламентарной демократии, к буржуазному праву и т. д. и т. п.
Различие же между СССР и гитлеровской Германие, наверное, состоит только в том, что в Германии больше и искреннее любили фюрера, чем у нас в СССР Сталина. Об этом у нас даже в новой России никто не говорит вслух. Но такому феномену есть простое объяснение. Все дело в том, что гитлеровские репрессии были направлены вовне, а сталинские внутрь, на своих, на крестьян, на «бывших» и их детей, лишенных гражданских прав. Гитлер во имя своей идеологии не устраивал насильственную коллективизацию, не устраивал голодомор, унесший жизни миллионов людей, не отправлял в Гулаг миллионы соотечественников.
Показательно, что даже историк Сергей Кара-Мурза, пытающийся доказать, что в главном коммунизм и фашизм были не братьями, а врагами, вынужден признать: родства между большевизмом и национал-социализмом действительно много, и большевики, и национал-социалисты создали тоталитарные политические системы, делали ставку на политическое насилие, реализовывали «мессианистические проекты», отличались жестокостью и нанесли «травмы своим обществам».[409] Кстати, Сергею Кара-Мурзе, на мой взгляд, так и не удается доказать, что моральность или аморальность тоталитарной системы определяется не мерой ее жестокости, не количеством людей, погибших от ее репрессии, не глубиной травм, а лежащими в ее основе идеалами, которые якобы как раз и являются «коренными чертами» этих рассматриваемых нами тоталитарных систем. А так как идеал коммунистического равенства не имеет ничего общего с гитлеровским идеалом превосходства арийской расы, то при всей внешней схожести большевистского тоталитаризма с фашистским говорить об их родстве нельзя, заключает свои рассуждения Сергей Кара-Мурза.
Философия, которую создает Кара-Мурза для того, чтобы доказать, будто преступления большевиков, Сталина имеют более высокий моральный смысл, чем преступления Гитлера, строится на трех основаниях. Первое основание: принцип – цель оправдывает средства. Второе: идеал как идея обладает внутренней, самостоятельной ценностью независимо от того, каковы механизмы и последствия его реализации в жизнь. Более того, идеал сам по себе обладает большей ценностью для человечества, чем люди, которых пришлось погубить в ходе его достижения. И третье основание: все, чем себя проявляет идеал в жизни, что мы можем наблюдать своими глазами и ощущать своей кожей, на самом деле ничего не говорит о главном, о сущности его «коренных черт».
