Перестройка как русский проект. Советский строй у отечественных мыслителей в изгнании - [171]
Но самое главное, трудно понять, почему до сих пор, после всех неудачных коммунистических экспериментов XX века многие, даже образованные, здоровые люди в нашей стране не видят, что за коммунистическим идеалом стояло и до сих пор стоит не столько сострадание к тяготам и лишениям пролетариата, сколько ненависть к буржуазии, более того, жажда насилия, разрушения. Стоит прочитать внимательно «Коммунистический Манифест» Карла Маркса и обнаруживаешь, что в нем жажда разрушения мира сего куда сильнее жажды равенства. Впрочем, если бы большевики не делали в своей агитации ставку на хаос, на разрушение, они никогда бы не победили. И здесь действительно проявился гений Ленина. «Никто, как он, не понял столь проницательно, что власть абсолютную, типа божественной, он получит, разнуздав стихию бунта… Ленин хорошо знал, что только массу, пришедшую в ярость, потерявшую всякие следы общественного сознания, можно превратить в послушное стадо…»[387]
Особая тема исследования – это преклонение левой интеллигенции перед всем, что было создано Марксом, и тем, что питает их пиетет по отношению к коммунистическому идеалу. Тут мы имеем дело или с людьми, страдающими дефицитом самостоятельного мышления (чье мировоззрение сформировалось в советское время и является просто калькой официальной советской идеологии, с верой в научность всего, что было создано Марксом), или с людьми с особым устройством души, для которых просто генетически близка исходная идея марксизма, идея классовой борьбы, идея противостояния с классовым врагом, идея расправы с миром частной собственности. Надо видеть правду, на эту тему было создано достаточно много литературы. К большевизму, к радикальному революционному марксизму приходили все же особые люди, с особым складом души, не столько обуреваемые жаждой справедливости, сколько страдающие комплексом неполноценности, не могущие кроме как через кровь, революцию реализовать себя в жизни, стать значимой фигурой в собственных глазах. Показательно, что сегодня среди активных членов нынешней КПРФ редко попадаются самодостаточные, крепко стоящие на ногах личности, способные на что-либо кроме ругани в адрес «прогнившего олигархического режима». И требовать от этих людей здравого, осмысленного отношения к идеалам коммунизма бессмысленно. Для них идеал коммунизма с лежащей в его основе агрессией – крик их собственной души. Бессмысленно требовать осмысленного, здравого отношения к идеалу коммунизма от всех тех, кто сегодня страдает сталиноманией. Бессмысленно требовать от всех тех, кто считает «колхозный строй» выбором русской души, чтобы они считались и с правдой о коллективизации, и с правдой о жизни и смерти этого колхозного строя.
Но поражают верующие, воцерковленные люди, я уже не говорю об иерархах РПЦ, которые, как архиепископ Феофан, повторяют общие места советской идеологии о красоте идеалов коммунизма, встречают в штыки заявление Парламентской Ассамблеи ОБСЕ в Вильнюсе в 2009 году, осудившее на равных «два мощных тоталитарных режима, нацистский и сталинский, которые несли геноцид, нарушение прав и свобод личности, военные преступления и преступления против человечности». Честно говоря, меня очень удивил здравый, умный архиепископ Феофан, который вслед за Борисом Шлегелем начал говорить, что смерть в Гулаге нельзя ставить на одну доску со смертью в газовых камерах Освенцима, ибо в первом случае людей убивали во имя светлых идеалов.
Кстати, задолго до нашего русского коммунистического эксперимента, тем же Сергеем Булгаковым была раскрыта внутренняя органическая, и в этом смысле генетическая связь между характерной для марксистского учения о классовой борьбе ненавистью, злобой и особенностью духовного склада самого создателя этого учения. Сергей Булгаков обращает внимание, что никто из оставивших воспоминания о своих встречах, беседах с Марксом, не обнаруживал в нем какой-либо духовной доброты, сердечности, открытости к переживаниям другого человека. Но все без исключения отмечали, что его редкое умственное превосходство соседствует с самолюбованием, с высокомерием даже по отношению к рабочим, с которыми он на словах связывал будущее человечества. Все те, кто соприкасался с Марксом, рисуют его «как натуру самоуверенную, властную, не терпящую возражений…».[388] По крайней мере, настаивал Сергей Булгаков, если судить о душевном складе Карла Маркса на основе его печатного наследства, то обнаруживается, что «душе его вообще была гораздо доступнее стихия гнева, ненависти, мстительного чувства, чем стихия сострадания к жертвам бессердечия капитализма».[389]
Мне лично вообще представляется, что только человек с больной душой, обуреваемый страстью к разрушению, будет связывать, как Карл Маркс, все самое ценное и важное в человеческой истории с революциями, видеть в крови, насилии, разрушениях гражданской войны праздник человечества. И совсем не случайно в марксизме воинствующий атеизм связан с враждебностью к национальному чувству, к главному препятствию на пути разжигания братоубийственной войны.
Вообще никто до сих пор не пытался объяснить, почему революционный максимализм Карла Маркса с его апологетикой насилия, революционного терроризма нашел себе больше всего последователей в России, в стране, которая в своем экономическом развитии на самом деле меньше всего была готова к пролетарской революции. И здесь, я думаю, ответ надо искать опять в особенностях российской левой интеллигенции, которая в душе несла именно то, что было характерно для Маркса: и национальный нигилизм, и какую-то глубинную ненависть к религии, способность легко переступить через евангелическое «не убий»,
