Перешагнувшие через юность - [55]
На вторые сутки шли также легко, а на третьи темп движения снизился. С утра до вечера падал снег, завалил дорогу. Тут еще начался подъем. Ноги скользят, разъезжаются в разные стороны. С такой бы горы, да на лыжах. А надо на гору и в сапожках. В авангарде — второй батальон. Блажко оставил Шуклина и Артюшенко в голове колонны, наказал повнимательнее выбирать, где идти, сам стал поджидать первый батальон. Вот и Белоконь. Сразу спросил:
— Ну как, Иван Григорьевич?
— Скользят хлопцы. Трудновато придется на серпантине, Федор Наумович. Как бы не покатиться вниз. Можно и под скалу угодить…
— Или мы не саперы? На лопаты будем опираться, друг за дружку держаться.
Белоконь храбрился, скрывал тревогу. Обнадеживая соседа, подбадривал и себя. Он ведь тоже понимал, что крутой серпантин — не аллея для прогулки. Дорога-то обледенела, покарабкайся-ка по ней на высоту. Комсомольцы поскальзывались, падали, поднимались и шутили:
— Каток, ребята!
— Ну и паркет, доложу я вам.
— Ой, держите меня, а то назад уеду!
Они младше своих командиров, беспечнее. Привыкли отвечать только за себя, ну да, может быть, за друга и не знают, что такое — ответственность за целый батальон. Все-таки они еще были очень юными.
Хлопья снега, будто пух лебяжий. Медленно-медленно опускались они. Дорога сделалась пушистой и мягкой, как перина. И в ней, этой перине, барахтались, тонули саперы с оружием, миноискателями и взрывчаткой.
Чем выше, тем труднее шагать, больше риска покатиться под откос. Пустили в ход все: лопаты, кирки, альпенштоки. Шли без остановок. Но огромные снежные козырьки над извилистой дорогой не достанешь киркой или лопатой. Они, козырьки, угрожающе нависли. Сорвутся, вызовут обвалы. Тогда страшная горная лавина засыпет все, погребет людей.
— Отправляйтесь на разведку, — приказал Блажко старшему лейтенанту.
Анатолий Шуклин взял с собой помощников. Они поднялись повыше, где команда дорожников расчищала перевал. Посоветовались с их командиром Шевченко.
— Да, возможны обвалы, — подтвердил он опасения саперов.
Это и передал Шуклин Блажко. Комбат второго батальона пошел к комбату первого. Серьезные вопросы они обычно обсуждали вместе. И если уж спорили, то истина в их спорах-таки рождалась, отнюдь не пропадала во множестве аргументов.
— Что ж, давай поговорим с активом, — сказал Белоконь. — Может, подскажут что.
А актив — вот он. Двое обогнали на повороте подразделение, приблизились к командирам, будто знали, что нужны тут. У каждого в левой руке альпеншток, в правой противогазная сумка, туго набитая чем-то. И так оба запорошены снегом, что Белоконь едва узнал их.
— Кушкис! Холодов! Вот кстати! А мы, понимаете, головы ломаем, как с козырьками справиться…
— Какое сегодня число? — спросил Холодов. — Вспомните-ка!
— Братцы, а ведь тридцать первое декабря! — изумился вслух Блажко. — Новый год же!
— Точно, — засмеялся Кушкис. — Мы вам поздравительные открытки принесли.
— По всему потому, — тряхнул сумкой Холодов, — гаркнем всей бригадой: «С Новым годом!». Ни один козырек на месте не удержится.
— Илюша! — Блажко погрозил пальцем. — То моя идея. Я первый придумал.
— А я второй, — стукнул себя в грудь кулаком Холодов.
— Ну, расхвастались, мыслители, — добродушно, со смешинкой в голосе заворчал Белоконь. — Одновременно придумали, так и быть, поверим вам. Чтобы ни один не зазнался.
Согласовав с дорожниками время и место, саперы мощным взрывом так тряхнули горы, что все козырьки пообрывались. Снежные массы двинулись на дорогу, основательно засыпали ее. Однако это никого не страшило. Ребята принялись расчищать завалы. Полетел во все стороны снег. Работали, пока не взмокли.
— Э, да мы так до Нового года провозимся, — высказался Фурманов, разгибая спину.
— Что ж ты, Микола, предлагаешь? — полюбопытствовал Хилько. — Предложение у тебя есть?
— А как же!
— Ну?
— Ложимся на пузе и ползем. Небось, не утонем. Давайте попробую! Федя, лови веревку.
Хилько поймал конец веревки, и тогда Фурманов пополз по снегу по-пластунски, почти не продавливая его. Получилось! Один за другим переправились через завал ребята, Фурманов с веревкой подстраховывал их. Они так утрамбовали дорожку, что следом за их отделением перебирались уже без страховки. Вниз, конечно, не шли, а бежали. Новый год встречали на равнине.
Глава вторая
Снегопад. С утра до ночи, с ночи до утра. И так до самого Орджоникидзе. Шинели хоть крути-выжимай, насквозь мокрые. Голенища на сапогах разбухли от влаги. К ночи вдобавок замело. Разыгралась метель.
— Поздно спохватилась, — усмехнулся кто-то. — Вон уж огоньки показались.
Белоконь разместил батальон, устроил ребят по домам. Намаялись за дорогу. Нужно выспаться как следует. Задремал сам. Но явился посыльный от комбрига, разбудил. Вручил пакет. Сна как не бывало.
Изучив вместе с начальником штаба новую боевую задачу, оба направились в подразделения.
В избе-то уютно, к горячей печке можно прижаться, а по улице поземка метет, деревья в мохнатых снежных полушубках, заборы совсем завалило, одни столбики торчат.
Добрались до первой роты.
— Ну, лейтенант Клушкин, спят ваши?
— И не шевелятся!
— Сейчас оживут. Буди их.
В 3-й том Собрания сочинений Ванды Василевской вошли первые две книги трилогии «Песнь над водами». Роман «Пламя на болотах» рассказывает о жизни украинских крестьян Полесья в панской Польше в период между двумя мировыми войнами. Роман «Звезды в озере», начинающийся картинами развала польского государства в сентябре 1939 года, продолжает рассказ о судьбах о судьбах героев первого произведения трилогии.Содержание:Песнь над водами - Часть I. Пламя на болотах (роман). - Часть II. Звезды в озере (роман).
Книга генерал-лейтенанта в отставке Бориса Тарасова поражает своей глубокой достоверностью. В 1941–1942 годах девятилетним ребенком он пережил блокаду Ленинграда. Во многом благодаря ему выжили его маленькие братья и беременная мать. Блокада глазами ребенка – наиболее проникновенные, трогающие за сердце страницы книги. Любовь к Родине, упорный труд, стойкость, мужество, взаимовыручка – вот что помогло выстоять ленинградцам в нечеловеческих условиях.В то же время автором, как профессиональным военным, сделан анализ событий, военных операций, что придает книге особенную глубину.2-е издание.
После романа «Кочубей» Аркадий Первенцев под влиянием творческого опыта Михаила Шолохова обратился к масштабным событиям Гражданской войны на Кубани. В предвоенные годы он работал над большим романом «Над Кубанью», в трех книгах.Роман «Над Кубанью» посвящён теме становления Советской власти на юге России, на Кубани и Дону. В нем отражена борьба малоимущих казаков и трудящейся бедноты против врагов революции, белогвардейщины и интервенции.Автор прослеживает судьбы многих людей, судьбы противоречивые, сложные, драматические.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
От издателяАвтор известен читателям по книгам о летчиках «Крутой вираж», «Небо хранит тайну», «И небо — одно, и жизнь — одна» и другим.В новой книге писатель опять возвращается к незабываемым годам войны. Повесть «И снова взлет..» — это взволнованный рассказ о любви молодого летчика к небу и женщине, о его ратных делах.
Эта автобиографическая книга написана человеком, который с юности мечтал стать морским пехотинцем, военнослужащим самого престижного рода войск США. Преодолев все трудности, он осуществил свою мечту, а потом в качестве командира взвода морской пехоты укреплял демократию в Афганистане, участвовал во вторжении в Ирак и свержении режима Саддама Хусейна. Он храбро воевал, сберег в боях всех своих подчиненных, дослужился до звания капитана и неожиданно для всех ушел в отставку, пораженный жестокостью современной войны и отдельными неприглядными сторонами армейской жизни.