Перешагнувшие через юность - [52]

— Совершенная картошка, товарищ политрук, — отозвался Борис Черников. — Сюда бы маслица.

— Лучше б сала! — оживился Сергей Иванчиков. — И пшенца чуток…

Комиссар свернул в девятую роту. Там тоже нажимали на каштаны. Вспоминали, как Петр Король за сук зацепился, брюки порвал. Бойцы пересмеивались.

— Не лазь на верхотуру!

— Так он же у нас лучший заготовитель!

— Нужная специальность!

Юрасов повернулся и только было направился к каравану, как наперерез ему ринулись Евтушенко и Бейлин, а с ними посыльный Визирова.

— Товарищ комиссар!

— Здравствуйте, товарищи!

— Неужели что-то случилось? — Голос Евтушенко дрогнул. — Продукты где?

— Идемте со мной.

Все трое — Бейлин, Евтушенко и посыльный — облегченно вздохнули.

Вот когда, наконец, саперы сытно поужинали. Попили чай с сахаром и улеглись. Задремали. Юрасов и Евтушенко настелили травы в двухметровом квадрате с углублением на штык. Устроились тут оба.

— Твое место, что ли, Данилыч? — спросил комиссар.

— Ну да.

— Не бережешь ты себя, смотрю я. Для других такие убежища строишь, а самому негде от пули спрятаться.

На самом деле полуземлянка-полупалатка командира батальона не могла надежно укрыть его. Это подтвердилось, когда рядом громыхнули мины. Стоило гитлеровцам дать залп из многоствольного миномета, как образовались четыре черных кратера. Мины кромсали траверсы окопов, рушили брустверы. Брезент над головами комбата и комиссара сорвался, и они увидели Никояна верхом на коне. Тот выскочил на пригорок, загарцевал там. А рота спустилась в овраг.

— Что это он? — опешил Юрасов.

— Отвлекает внимание, — высказал предположение Евтушенко.

Удалось обмануть противника. Огонь в том районе, где работала рота, прекратился. Никоян же свалился с коня. Евтушенко вскочил на ноги. «Неужели убит?» — мелькнула у него мысль. Нет, политрук поднялся. Но конь его встать не смог — осколок перебил ему ногу ниже коленного сустава. Животное ржало от боли и страха. Пришлось пристрелить его.

А на дне окопа распласталось безжизненное тело Виктора Мазепы. Он так и упал вместе с саперной лопатой, словно даже после смерти не хотел выпускать ее из рук.

Глава шестнадцатая

1

В полку подвели итоги трехмесячной боевой работы. Визиров отметил в приказе отличившихся, многих представил к наградам. В связи с этим Демин направил политработников в подразделения. Пусть побеседуют с красноармейцами.

Кушкис и Холодов, словно альпинисты, бродили по горам, разыскивали тот или иной взвод третьего батальона. Саперов Сергея Алдушина они обнаружили в укромном местечке близ дороги.

— Что же, товарищи, — сказал Кушкис, когда бойцы обступили его. — Врагу нанесен такой урон в людях и технике, что Туапсе ему теперь не видать. Тут и наша заслуга. Особенно таких мастеров своего дела, как Лихачев, Барлит, Олейник, Иванчиков, Свешников, Яценко, Злой, Филиппов, Кузнецов, Лысюта, Канивец, Березовский…

— Сергей, — тихонько позвал Алдушина Холодов. — Почему не слушаешь? Куда смотришь?

— Машина!

Теперь все заметили «эмку». Она приблизилась, остановилась. Из нее вышли какие-то люди. Один из них усатый. Удивительно знакомое лицо.

— Усищи-то как у Буденного! — высказался Сергей Иванчиков.

На него зашикали. Потому что другие уже поняли: это и есть Буденный. Командующий фронтом. Визиров и Демин, встретившие Буденного в расположении полка, сопровождали его.

Семен Михайлович поздоровался со всеми.

— Ну как вы здесь? — спросил он командира полка. — Слышал о вас!

Он прошелся по каменистой тропе. Достал цейсовский бинокль, посмотрел. Вдали заметил конников. Пошевелил мохнатыми бровями. Кивнул головой и улыбнулся.

— Засиделись мои казаченьки. Пора на раздолье, пускай разгуляются. Тесно им тут.

— Наши хлопцы дружили в Донбассе с триста восемьдесят третьей проваловской дивизией, — сказал Визиров. — А на Кавказе с конниками семнадцатого кавкорпуса. Еще под Шкуринской помогали лихим кавалеристам. На танковых направлениях мины ставили.

— Разлучать вас с ними не буду, — загадочно произнес Буденный.

Подошли Кушкис и Холодов. Представились.

— Значит, партийно-комсомольские вожаки?

— Так точно, товарищ Маршал Советского Союза. — Кушкис вытянулся в струнку.

— А скажи, парторг, много в полку коммунистов?

— Человек по пятнадцать — двадцать в роте.

— Ого! Недаром кое-кто мечтал усилить за ваш счет другие инженерные части.

— Товарищ Маршал, неужто наш полк расформируют? — встревожился Холодов. — Неужели разлетятся наши орлята только потому, что стали орлами?

Мохнатые брови Буденного задвигались.

— Нет, комсорг. Не пошла на это Москва. Мне приказано позаботиться о вас. Только будет не полк…

— А что же?

— Комсомольская инженерно-саперная бригада.

2

Ноябрьский ветер бесцеремонен. Срывает позолоченные наряды с деревьев, оголяет их. Кружатся в воздухе обожженные первыми заморозками листья, сухо шуршат под ногами. В оврагах и буераках они скапливаются кучами.

И саперы надели шинели. Но когда работали, раздевались — становилось жарко.

На фронте ожидались перемены. Об этом говорило все: и переброска частей, и подготовка к разминированию… Правда, противник захватил горы Гунай, Гейман, взобрался на перевал, а с моря попытался высадить десант в Лазаревке, но получил отпор дивизии Черноморской группы войск.