Перешагнувшие через юность - [51]
— Ну и пейзаж! — снял кепку один.
— Изумительные кадры, — поправил берет на голове другой.
Так и не ушли в укрытие, пока не отсняли то, что интересовало, хоть вокруг щелкали пули. Такие уж они были энтузиасты своего дела.
Через день полили дожди, затяжные, холодные. В горах, словно весной, зазвенели ручьи. Окопы наполнились мутной водой, ее вычерпываешь, а она все прибывает. Никакое перекрытие с пористым грунтом не могло удержать воду. Саперы подстилали ветки, устраивались, как могли.
— Небо прохудилось, что ли, политрук? — спрашивал Николай Фурманов своего друга Василия Васютина.
— Потерпи, Коля, — отвечал тот. — Боюсь только, не обрадуемся мы хорошей погоде…
— Ну, ты напророчишь!
И точно. Дождь поливал пять суток подряд. Но лишь проглянуло робкое солнце, как налетела вражеская авиация. По сотне самолетов сразу кружились над горами, бомбы летели куда попало. На протяжении десяти — двенадцати километров местность была взрыта, исковеркана. И снова враг стал наступать на Туапсе. Потеснил 32-ю стрелковую дивизию, занял Шаумян.
Потом пришлось ему повернуть вправо, на Садовую, чтобы соединиться с частями, наступающими со стороны Горячих Ключей, и по долине реки Псекупс прорвать туапсинские обводы. Противник рвался через Волчьи Ворота на Фанагорийское, хотел справа подойти к Туапсе. Но снайперы 395-й стрелковой дивизии наглухо заперли ворота.
Третий батальон комсомольского полка днями и ночами занимался фортификацией в районе Садовой. Трудились не покладая рук. Однако связь с двумя другими батальонами оборвалась, и саперы приуныли.
— Забыли нас, что ли, Сурен Амазаспович? — тихо делился Евтушенко с политруком восьмой роты. — Сухари доели. Сахар давно кончился. А продовольственников нет и нет.
— Да, Данил Данилыч, на подножных кормах долго не протянешь.
И Никоян потуже затягивал ремень.
Евтушенко собрал командиров рот и взводов.
— Ну, как люди?
— Каштаны собирают, — сказал Бейлин. — Король пошел с ребятами.
— Опять жареные каштаны! — вскипел Никоян. — Скажи, дорогой, — обратился он к Евтушенко. — Зачем ждать? Надо посылать людей в полк, так я считаю.
В штабе полка, между тем, тоже беспокоились. Как доставить продукты третьему батальону? Посылали машины — их разбомбили. Направили караван — лошадей гитлеровцы перебили, а людей покалечили. Днем самолеты не дают шагу шагнуть, а за ночь не управиться.
Группе солдат, возглавляемой Юрасовым, поручили пробиться к нашим.
На рассвете 24 октября была предпринята новая попытка. Необычная кавалькада двинулась в сторону Шаумяна, где противник никак не ожидал появления красноармейцев. Навьюченные ишаки и лошади зацокали копытами по хребту перевала. Впереди открытая, совершенно голая каменистая возвышенность — настоящее лобное место.
Немцы долго всматривалась в животных и погонщиков, как видно соображали: что же это такое? Потом засуетились у орудий. Открыли беспорядочный артогонь. Снаряды разрывались слева и справа, спереди и сзади. «Взяли в вилку, — подумал Юрасов, — третьим залпом накроют совсем».
— Бредихин! — крикнул он старшине хозвзвода. — Тащи своего Россинанда вон на ту террасу. — Может, пойдет там.
Вопреки сомнениям, лошади пошли по каменистым ступенькам. Ишаки заупрямились. Встали, как вкопанные, — и ни в какую. Проводники все хворостины измочалили об их спины. А те помахивают хвостами, с места не двигаются. Хоть пропади. И вдруг длинные уши сереньких упрямцев все враз встопорщились: уловили шум. Словно почуяв, где можно спастись, ишаки сами, добровольно повернули к каменной лестнице.
Миновали-таки «лобное место»! Караван спустился вниз, и противник потерял его из виду. Однако напоминал о себе, периодически посылал вслед мины и снаряды. «Посылки» эти прилетали так часто, что люди вконец измучились, бросаясь то в одну, то в другую сторону во время взрывов. Да надо же было еще тянуть за собой животных.
— Долбят наугад, — сказал старшина, поднимаясь и отряхиваясь после очередной «посылки».
— Видели сколько «катюш» в лощине под Шаумяном? — спросил кто-то. — Вот бы стукнули по фрицам!
И действительно через некоторое время загремели залпы грозных «катюш», подхваченные эхом в горах. Саперы-проводники повеселели, стали подгонять лошадей. Ишаки опять сами догадались, что нужно торопиться: дробно затюкали копытцами.
Под «Индюком» все время следили за группой Юрасова в бинокль. Видели фонтаны земли и щебня, поднятые над каменной горой вражескими снарядами. Удалось ли сохранить караван? Спаслись люди или нет? Визиров не мог ответить на такие вопросы утвердительно, поэтому послал вслед за караваном связного.
Между тем группа свернула на прогалину, прорезанную узкой тропой. Ветки уже не хлестали по глазам, как прежде, сучья не рвали одежду. Здесь никто не стрелял. Люди и животные зашагали спокойнее.
Из-за ближайшего пригорка потянуло дымком. И снова все насторожились. Что там? Главное, кто? Наши или немцы?
— Остановитесь, — приказал комиссар.
Он пошел разузнать, в чем дело.
Костер. Вокруг него саперы справляют каштановый пир. Добрались, значит, до своих!
Юрасов стоял и смотрел, а саперы ели пюре из каштанов.
— Ну как, ребята? — спросил Никоян, облизывая ложку.
В 3-й том Собрания сочинений Ванды Василевской вошли первые две книги трилогии «Песнь над водами». Роман «Пламя на болотах» рассказывает о жизни украинских крестьян Полесья в панской Польше в период между двумя мировыми войнами. Роман «Звезды в озере», начинающийся картинами развала польского государства в сентябре 1939 года, продолжает рассказ о судьбах о судьбах героев первого произведения трилогии.Содержание:Песнь над водами - Часть I. Пламя на болотах (роман). - Часть II. Звезды в озере (роман).
Книга генерал-лейтенанта в отставке Бориса Тарасова поражает своей глубокой достоверностью. В 1941–1942 годах девятилетним ребенком он пережил блокаду Ленинграда. Во многом благодаря ему выжили его маленькие братья и беременная мать. Блокада глазами ребенка – наиболее проникновенные, трогающие за сердце страницы книги. Любовь к Родине, упорный труд, стойкость, мужество, взаимовыручка – вот что помогло выстоять ленинградцам в нечеловеческих условиях.В то же время автором, как профессиональным военным, сделан анализ событий, военных операций, что придает книге особенную глубину.2-е издание.
После романа «Кочубей» Аркадий Первенцев под влиянием творческого опыта Михаила Шолохова обратился к масштабным событиям Гражданской войны на Кубани. В предвоенные годы он работал над большим романом «Над Кубанью», в трех книгах.Роман «Над Кубанью» посвящён теме становления Советской власти на юге России, на Кубани и Дону. В нем отражена борьба малоимущих казаков и трудящейся бедноты против врагов революции, белогвардейщины и интервенции.Автор прослеживает судьбы многих людей, судьбы противоречивые, сложные, драматические.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
От издателяАвтор известен читателям по книгам о летчиках «Крутой вираж», «Небо хранит тайну», «И небо — одно, и жизнь — одна» и другим.В новой книге писатель опять возвращается к незабываемым годам войны. Повесть «И снова взлет..» — это взволнованный рассказ о любви молодого летчика к небу и женщине, о его ратных делах.
Эта автобиографическая книга написана человеком, который с юности мечтал стать морским пехотинцем, военнослужащим самого престижного рода войск США. Преодолев все трудности, он осуществил свою мечту, а потом в качестве командира взвода морской пехоты укреплял демократию в Афганистане, участвовал во вторжении в Ирак и свержении режима Саддама Хусейна. Он храбро воевал, сберег в боях всех своих подчиненных, дослужился до звания капитана и неожиданно для всех ушел в отставку, пораженный жестокостью современной войны и отдельными неприглядными сторонами армейской жизни.