Перешагнувшие через юность - [2]
Давно позади детство. Уже успел отслужить на пограничной заставе, потом поработать в районной газете. Правда, недолго, потому что пригласили в райком и сказали: партия зовет коммунистов-политработников запаса в армию. И вот сейчас он вез из Одессы походную типографию. Куда-то направят его? И когда? Хоть бы успела приехать мать. Написала на днях: «встречай». А удастся ли встретить? Повидаются ли? Вдруг она добирается тем же самым поездом, что и он? Едут вместе и не знают об этом. Его даже оторопь взяла от такого предположения. Тут же пошел по вагонам, внимательно оглядывая пассажиров.
Люди занимались своими делами. Кто закусывал, с хрустом разгрызая соленый огурец, макая очищенную картофелину в кучку зернистой соли на газете, кто мирно беседовал с попутчиком, кто дремал, откинув отяжелевшую голову к стене. Матери не было видно. Юрасов опустился на лавку рядом с молодой парой. Миловидная женщина обеими руками придерживала резвую малышку. Та тянулась с ее колен к окну и лепетала:
— Папа, сколько цветочков! Как у бабушки в саду! Смотри!
Загорелый лейтенант в тщательно отутюженной форме погладил дочку.
— У нас на заставе больше, вот увидишь. Куда там бабушкиным цветам до наших!
Юрасов наклонился к нему и тихо посоветовал:
— Не увозили бы ее от бабушки-то. Сейчас на границе тревожно.
Тот пожал плечами.
— На границе всегда тревожно. Правда, меня не было там больше месяца…
— Ну вот, а меня в Одессе предупредили, что ожидается канитель вроде хасановской. Будто бы приурочить ее хотят к годовщине освобождения Бессарабии. Понимаете?
— Н-да…
Лейтенант задумался, выбивая пальцами на столике тревожную дробь. Малышка, словно почувствовав что-то, тоже притихла. Она уже не смеялась, сидела смирно. Потом прильнула к матери, спрятала личико на ее груди.
В окне мелькали остролистые клены. Между ними просвечивало небо, густо-голубое, незамутненное. А с верхней полки на Юрасова глядели девичьи глаза. Девушка обнаружила, что ее заметили, и смутилась. Уткнулась в подушку, по которой рассыпались волнистые, черные с блеском пряди волос. «Вот бы познакомиться. Смотришь, и мне бы писали письма», — размечтался Юрасов. Уж очень ему понравилась девушка.
И они познакомились. Наверное, помогло то, что в пути люди легко сближаются, быстро привыкают друг к другу.
Ночью поезд прибыл в столицу Молдавии. На вокзале зал ожидания был битком набит пассажирами. Деревянные диваны, отполированные юбками и брюками, вмещали столько людей, что было непонятно, как они туда втиснулись. На сдвоенных стульях спали дети. Возле них сгрудились родители. Стояли плечом к плечу, спина к спине. Засни кто-нибудь — на пол упасть не дадут. Да какой там пол! Наклонись чуть — завалишься на соседа. Тусклые лампочки под потолком бессильны были высветить всю эту копошащуюся, вяло перекликающуюся, озабоченную массу народа.
И все же Юрасову повезло. Только кто-то поднялся, освободил место на скамейке, как толпа стиснула Юрасова, надавила, буквально втолкнула в эту щель между сидевшими людьми. Нога на ногу, кулак на кулак, и он опустил налитую тяжестью голову, забылся… Засверкал перед ним Днестр, сжатый берегами. Но не вода это вовсе, а сплошная огненная лава. Мост над рекой гибко прогибается, дышит, как живой. По нему катит поезд, бесшумный, быстрый. Колеса совсем не тарахтят, будто гуттаперчевые. А лава внизу волнами морщится, горячими, маслянистыми. И вдруг грохот.
Вздрогнул Юрасов. Раскрыл ошеломленно глаза. Не во сне, а наяву грохочет все кругом. Качаются стены, или это его качает во все стороны вместе с толпой? Сверлят уши детские плачущие голоса.
— Папа!
— Мамочка!
— Сереженька! Где ты, сынок? — истерически выкрикивает в углу женщина. — Сереженька! Сынок!
Людской поток вынес Юрасова на привокзальную площадь. Глянул на небо — а там самолеты. Чужие, вражеские. Бомбардировщики. Посыпают город бомбами. Шум, крик, пожары.
«Где-то сейчас пограничник с малышкой? — подумалось ему. — Они же здесь вышли. А Шура? Что с Шурой?» От волнения на лбу выступила испарина. Но как он мог помочь им? Чем?
Шура, та девушка, с которой познакомился в пути, сошла с поезда здесь, в Кишиневе. Сюда она приехала по комсомольской путевке вместе с подругами. И вот оказалась далеко от семьи в такое время, когда лучше быть рядом с родными.
Утром в комендатуре Юрасову сообщили то, о чем он уже догадывался:
— Война. Фашистская Германия напала на нашу страну. Побыстрее добирайтесь до места службы. Спешите.
Но как спешить, если на станции объявили, что поезд до ночи не тронется? Надо ждать темноты. А сейчас только утро. Первое утро войны. Так же тепло и солнечно, как вчера. Ветер ласково ворошит волосы прохожих; скачут по дороге воробьи, и самые молодые из них, еще пушистые птенцы, трепещут крыльями, разевая желтые клювы, а взрослые ловко засовывают в них букашек — кормят. Как ни в чем не бывало.
Но нет-нет да и пахнет гарью из переулка, взгляд упрется в скрюченный скелет дома. Обугленные до черноты балки, кусты и те обгорели, жалко и страшно торчат их голые ветки. Еще вчера они, зеленые, обрамляли крыльцо, по которому поднимались к себе домой счастливые люди.
Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.). В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.
Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.